Православные пасхальные песнопения наполнены призывами к примирению с врагами — ради Воскресения, ради того, чтобы враждующие на земле приобщились к общей радости победы над смертью и вечной жизни в царстве Христа. «И ненавидящим нас простим вся Воскресением» — рефрен православного такого богослужения. И главная заповедь Евангелия — заповедь любви — относится отнюдь не к друзьям и ближним (с ними и так все понятно, «ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда?» (Матф., 5:46)). Революционность Евангелия, которую признает Сам Иисус, противопоставляя ее «традиционной морали» Ветхого Завета, состоит в разрушении линейной логики причинно-следственных отношений. «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Матф., 5:44).

Очевидно, это имел в виду генсек ООН Антониу Гутерриш, который призвал объявить пасхальное перемирие между РФ и Украиной в самые священные для православных дни — с Великого Четверга, 21 апреля, и до самого дня Пасхи, 24 апреля. Этот призыв прозвучал на фоне распространяемых обеими сторонами опасений и слухов, что именно на Пасху — по той сатанинской логике, которая сопровождает всю «спецоперацию», — придутся самые тяжелые бои за Донбасс. Папа Франциск подхватил инициативу генсека ООН, придав ей собственно богословское звучание. «Мы готовимся праздновать победу Господа Иисуса Христа над грехом и смертью, — над грехом и смертью, а не над кем-то и против кого-то, — сказал Папа Римский. — Сегодня же продолжается война, ибо люди хотят победить именно так, по-мирски; но таким образом можно лишь проиграть. Почему бы не позволить победить Богу? Христос нёс Крест, чтобы освободить нас от власти зла; Он умер, дабы воцарились жизнь, любовь и мир».

Понтифик призвал использовать перемирие для создания надежных гуманитарных коридоров и эвакуации оставшегося гражданского населения из районов, в которых ожидаются самые жесткие бои. Он явно рассчитывал на поддержку этой инициативы патриархом Кириллом (Гундяевым), с которым не так давно общался по видеосвязи. Впрочем, судя по тому, что уже 21 апреля Франциск заявил об отмене встречи с Кириллом, намечавшейся на июнь в Иерусалиме, позитивного отклика из Московской патриархии не последовало.

Идею пасхального перемирия, между тем, поддержали Евросоюз и украинское руководство. Несмотря на отказ от перемирия российской стороны, Владимир Зеленский заявил: «Сохраняем надежду. Надежду на мир, надежду на то, что жизнь победит смерть».

Российская позиция мотивирована тем, что Украина якобы использует перемирие для наращивания поставок вооружения с Запада и перегруппировки своих сил. Хотя официальная позиция Московской патриархии по этому вопросу не заявлялась, аффилированные с ней общественные организации — например, движение «Сорок сороков», Союз православных граждан и Ассоциация православных экспертов — утверждали, что Страстная неделя и Пасха — это время «усиления духовной брани», и ссылались на прецедент 1945 года, когда последние дни войны в Европе пришлись аккурат на пасхальный период. Таким образом, в РПЦ склонны рассматривать своих украинских братьев и сестер, с которыми последователи Московской патриархии пока еще причащаются из одной Чаши, как бесов, подлежащих истреблению в процессе той самой «духовной брани».

Совсем другим был взгляд на врага у русских солдат и офицеров в период Первой мировой войны. Хотя немцы, с которыми тогда сражалась, неся тяжелые потери, русская армия, были отнюдь не православными. В 1916 году, когда Пасха отмечалась в один и тот же день по православному и католическому календарям, на многих участках фронта установилось пасхальное перемирие. Как вспоминал генерал Василий Чеславский, командовавший Ингерманландским полком, инициатива исходила от немцев, которые передали депешу через парламентеров: «Мы христиане, так же, как и вы. В такие святые для христиан дни не будем убивать один другого…». Официально российское командование не стало рассматривать эту инициативу, но «по факту» бои прекратились. «Казаки рассказывали, — пишет генерал, — что в первый день Пасхи из окопов противника вышла группа австрийцев, которые вместо оружия в руках несли бутылки. Заметив это, казаки взяли пасху, колбасы, сала и пошли на встречу неприятеля, где и произошло совместное разговение». Только на третий день Пасхи бои возобновились.

В отличие от неформального пасхального перемирия 1916 года, знаменитое Рождественское перемирие 1914 года было вполне официальным. Правда, оно имело место в основном на Западном фронте и коснулось немцев и англичан. По воспоминаниям ветеранов, некоторые солдаты враждующих армий тогда даже обменивались подарками. Этому событию посвящена знаменитая песня Пола Маккартни «Pipes of Peace».

Восприятие войны как аристократического подвига подразумевало разработку утонченных правил ее ведения и некоторых ограничений, мотивированных христианским мировоззрением рыцарей. На Тулузском соборе 1027 года была формализована концепция «Божьего перемирия»(Treuga Dei), которое касалось не только собственно праздника Пасхи, но и “малых” воспоминаний о нем — то есть каждого воскресного дня. По определению собора, междоусобицы должны были прекращаться в субботу вечером и возобновляться только в понедельник утром.

Епископам отдельных французских епархий постепенно удалось «растянуть» период действия такого религиозного перемирия также на пятницу и субботу. Папа Урбан II (конец XI в.), благословивший первые крестовые походы, издал буллу о запрете военных действий в периоды двух больших постов, Рождества, Пасхи, Вознесения, Пятидесятницы, праздников в честь Девы Марии и некоторых особо значимых святых. Таким образом, под угрозой отлучения от церкви рыцари могли брать оружие только примерно 150 дней в году. Латеранский собор 1139 года запретил использовать некоторые новые виды оружия в войнах между христианами. Впрочем, все эти запреты и ограничения на практике почти не исполнялись, и уже св. Фома Аквинский (1225 — 1274) признавал допустимость “справедливой войны” даже в дни великих праздников, включая Пасху.

Латинская концепция «справедливой войны», между прочим, оказала влияние на «Социальную доктрину» РПЦ, написанную в 2000 г. под редакцией тогда еще митрополита Кирилла. Представители украинской части Московского патриархата указывали патриарху на нарушение положений этого документа применительно к «специальной военной операции». Так, п. III.8 «Социальной доктрины» гласит: «Церковные структуры не могут оказывать помощь государству, сотрудничать с ним» в случае «ведения гражданской войны или агрессивной внешней войны» (напомним, конечно, что российские власти не признают, что на территории Украины происходит война). «Война есть зло, — говорится также в документе. — Причина его, как и зла в человеке вообще, — греховное злоупотребление богоданной свободой… Признавая войну злом, Церковь все же не воспрещает своим чадам участвовать в боевых действиях, если речь идет о защите ближних и восстановлении попранной справедливости. Тогда война считается хотя и нежелательным, но вынужденным средством». Если читать этот базовый документ РПЦ непредвзято, то надо признать: он разводит по противоположным нравственным полюсам воинов российских и украинских. Но священноначалие в Москве и Киеве ставит противоположные знаки у каждого из этих полюсов.

Невозможность пасхального перемирия для российской стороны — важный индикатор «уровня религиозности» армии и вообще российского общества. В этой «спецоперации» религия если и играет какую-то роль, то сугубо вспомогательную. Неслучайно в российских подразделениях на территории Украины сегодня нет полковых священников, институт которых активно «возрождался» последние 20 лет. (В украинских подразделениях такие священники есть, но они не из Московского патриархата.) Лишнее напоминание о религиозно-культурной идентичности воюющих сторон, об общей «киевской купели» способно лишь усилить ощущение абсурдности и апокалиптичности происходящего.