— Пожизненного. 

— Пожизненного…

За те полчаса, что судья Валерий Опанасенко выделил на оглашение приговора, этот рефрен звучит восемь раз: по одному на каждого человека в «аквариуме». Теперь они — официально террористы. Но ни один не похож на фанатика, готового умереть за идею. У них уставшие лица. Они всё еще не верят в то, что с ними происходит.

Слово берет Олег Антипов. Петербургский предприниматель обращается ко всем, кто готов его услышать:

«Все свидетели говорят, что мы невиновны. Все показания говорят, что мы невиновны. Все 116 томов говорят, что мы невиновны. Покажите людям правду!»

Судья собирает папки и уходит. Для воюющих сторон эти восемь человек в клетке давно перестали быть живыми людьми.

Диверсия на Крымском мосту в октябре 2022 года — одна из самых громких в российско-украинской войне. Фура, начиненная двадцатью тоннами гексогена, замаскированного под рулоны строительной полиэтиленовой пленки, взорвалась, обрушив три пролета моста. Позже глава СБУ Василий Малюк признает: украинская спецслужба провела сложнейшую операцию, использовав перевозчиков «втемную». Но на скамье подсудимых в Ростове оказались не те, кто планировал маршрут в кабинетах. И не те, кто нажимал кнопку детонатора. Российская Федерация решила судить диспетчера, фермера, водителя, управляющих складом и даже человека, который продавал виртуальные номера. Все они — люди без допусков к государственной тайне, без специальной подготовки и без политических амбиций. Они просто жили своей жизнью, пока война не пришла в их дома таким изощренным маршрутом.

Никто из них не пытался бежать. Никто не менял внешность, не выкидывал телефоны. Все они рассчитывали на здравый смысл и верили, что «органы разберутся». Следствие, между прочим, действительно предприняло попытку разобраться: вся восьмерка прошла через полиграф. И все сделали это успешно: эксперт подтвердил, что умысла в их действиях не было. Они не знали о бомбе. Они не врали. Детектор лжи в уголовном судопроизводстве в принципе не считается допустимым доказательством, но его всё равно используют — как способ зафиксировать удобный следствию «фон». Сам факт прохождения полиграфа становится частью ритуала: следствию нужно показать, что оно «проверило всё», даже если проверка не значит ровным счетом ничего в юридическом смысле. Так вот, они проверили — и убедились в невиновности всех арестованных фигурантов этого дела. После чего результаты работы полиграфологов пропал из материалов дела. Документы просто исчезли, чтобы не мешать процессу.

Зато в деле появились политические мемы. И даже они были подброшены. Политическая сатира «возникла» в телефонах фигурантов уже после их задержания и выемки техники. В ходе экспертизы выяснилось удивительное: у совершенно разных людей, не знакомых друг с другом, в памяти устройств оказались идентичные файлы.

С точки зрения уголовного права то, что произошло в Южном окружном военном суде, — невозможно.

Суд легализовал объективное вменение — уголовную ответственность за «невиновное причинение вреда». Одноименная статья 5 УК РФ прямо запрещает судить человека только за наступившие последствия, если не установлена его вина. Логика суда чудовищна в своей простоте: мост взорван — значит, виноваты все, кто был в логистической цепочке. Так соучастником теракта завтра может быть признан таксист, который подвез террориста до метро, кассир, который продал продал ему билет, или почтальон, который доставил посылку с неизвестным ему содержимым.

Обвинение по 205-й статье о «теракте» требует от следователей и обвинителей доказывания прямого умысла. Это аксиома. Нельзя совершить теракт «по неосторожности». Нельзя быть террористом «случайно». Для состава необходимо, чтобы человек осознавал общественную опасность своих действий, предвидел возможность наступления последствий — взрыва, гибели людей — и желал их наступления. Следствие обязано было доказать, что тот же Дмитрий Тяжелых, сдававший в аренду сим-карты, и братья Азатьян, владельцы склада в Армавире, знали, что планируется теракт, и хотели, чтобы Крымский мост рухнул, — или, по крайней мере, чтобы что-то где-то в результате их действий взорвалось, кто-то погиб или пострадал. В 116 томах дела таких доказательств нет. Есть только свидетельства о том, что они имели отношение к перевозке груза. Это и называется «невиновное причинение вреда». Понимая это, следствие сфальсифицировало преступный умысел, «подкинув» фигурантам дела политические мемы. Именно с помощью этих медиафайлов доказывался «преступный террористический умысел обвиняемых». В ростовском суде такое доказательство посчитали допустимым.

Тем не менее, следствие механически объединило людей, которые даже не были знакомы друг с другом, в единую группу, управляемую СБУ. Единственное связующее звено между ними — рулоны пленки. Юридическая фикция позволила вменить фигурантам дела самые тяжкие части разных террористических статей уголовного кодекса. А суд проштамповал восемь одинаковых пожизненных сроков, уравняв всех в статусе «абсолютного зла».

В основе этого конвейерной бойни лежит страх. Взрыв моста почти на день рождения Путина — громкая пощечина для спецслужб, которую услышали во всём мире. Двадцать тонн гексогена беспрепятственно проехали через границы, посты ГИБДД, рентгеновские сканеры и пункты досмотра. Это крах компетентности, за который кто-то должен ответить.

Если бы суд признал этих случайных людей невиновными, то тут же возник бы вопрос: а кто тогда виноват? Кто пропустил грузовик? Кто не досмотрел? В этой логике перераспределения ответственности следствие уткнется в генеральские погоны тех, кто отвечал за безопасность периметра.

Начали бы с оперативников, которые проморгали подготовку, и следователей, которые не нашли реальных террористов, а закончили — большими начальниками, которые докладывали наверх о «неприступной крепости». Поэтому система включила режим самосохранения. Ей жизненно необходимо было найти виновных здесь и сейчас. Любых. Главное — быстро.

Назначить «организованной террористической группой» случайных людей — это идеальный выход для бюрократии. Раскрываемость — есть. Аресты — есть. Суровое наказание — есть. «Враг» обезврежен. Оставшееся от чести мундира спасено. Отправляющие правосудие прекрасно осведомлены о «понятиях»: суд не может подвести коллег из смежных ведомств. Они все в одной лодке, все повязаны одной кровью — кровью искалеченных судеб восьми человек, которыми просто заткнули дыру в заборе государственной безопасности. Для этого молоха они — не люди, а сопутствующий ущерб. Или охранная грамота, выписанная судом: ведь у нас своих генералов не бросают.

Между тем в связи с взрывом на Крымском мост расследуется еще одно «террористическое» дело — заочное. Материалов по нему в открытом доступе нет, фигуранты — неизвестны. Защита предполагает, что это как раз и есть настоящее расследование, в рамках которого устанавливают реальных организаторов взрыва из украинских спецслужб. Но до них не дотянуться. А отчитаться нужно. Поэтому настоящее дело лежит в сейфе, а в клетке сидят те, кто просто оказался рядом.

Трагедия этой истории — не в юридических казусах. Она в тотальном обесценивании человеческой жизни. Привыкание общества к тому, что жизни отдельных людей можно измерить материально и в общей массе они стоят недорого, — главная моральная катастрофа войны. Любой войны, и этой в частности. 

***

В зале совсем нечем дышать. Суд старательно не смотрит в сторону «аквариума»: прозрачные стены клетки бликуют и отражают приставов в балаклавах, адвокатов, прокуроров, родственников, журналистов, посетителей и даже их самих. Отражение настолько четкое, что если смотреть под определенным углом, не всегда поймешь, сколько человек на самом деле находится внутри. Кажется, что за закаленным стеклом сидят не только фигуранты, а весь зал целиком. Граница между тюрьмой и волей стирается, превращая судебное заседание в тюремную камеру, где одни скованы наручниками, а другие — страхом, немотой и нормализацией происходящего.

Война закончится, когда мы перестанем верить, что происходящее нормально. 8 октября 2022 года на Крымском мосту погибли пять человек: водитель фуры Махир Юсубов, судья Арбитражного суда Москвы Сергей Маслов, гиды-историки из Санкт-Петербурга Эдуард Чучакин и Зоя Софронова и фитнес-тренер из Евпатории Глеб Оргеткин. Это были обычные люди, у которых были планы, семьи, будущее. Их убили украинские спецслужбы, которые использовали других обычных людей втемную. Теперь российские спецслужбы и Южный окружной военный суд отправили их на пожизненное заключение, то есть добавили к списку жертв еще восемь фамилий.