Пресс-папье для преемника

Партиец не профессия

Из статей о Фроле Козлове, написанных в Большой советской энциклопедии и в Википедии, может сложиться впечатление, что он внезапно возник в конце 40-х годов, затем оказался «очень полезен» в расстрельном «ленинградском деле» благодаря своим доносам, втерся в доверие к Никите Хрущеву и едва не стал его преемником — помешала лишь оплошность самого Козлова. Биографы, изучавшие жизнь и судьбу Фрола Романовича, настаивают, что он упорно и планомерно шел к тому, чтобы забраться на самый верх власти в СССР, и даже был близок к этому, но подвели привычки.

Фрол Романович Козлов родился в 1908 году в деревне Лощинино Касимовского уезда Рязанской губернии. В деревне закончил начальную школу (три класса), когда исполнилось 15, уехал в Касимов и устроился чернорабочим на фабрику «Красный текстильщик». Почти сразу вступил в комсомол (РКСМ), и его приняли в ФЗУ (фабрично-заводское ученичество). Вскоре был избран в фабричный комитет РКСМ, по достижении 18 лет стал членом ВКП(б) и почти сразу был избран комсоргом «Красного текстильщика» и членом Рязанского губернского комитета РКСМ.

В 1928 году по комсомольской путевке отправился на учебу в Ленинградский коммунистический университет (ныне — Северо-Западный институт управления при президенте РФ). И вот тут впервые проявил коммунистическую дальновидность: проучившись в университете год, он осознал, что реальной профессии в этом вузе он не получит, и перевелся на геологоразведочный рабфак (давал среднее специальное образование) в Ленинградский горный институт. Закончив рабочий факультет, поступил в Ленинградский металлургический институт, который окончил в 1936 году с дипломом инженера-металлурга.

Дальше был распределен на завод «Ижсталь», где сперва работал начальником смены, а затем начальником блюминга (тяжелый обжимной стан для предварительного обжимания стальных слитков в блюмы). После разделения «Ижстали» на машиностроительный № 74 и металлургический № 71 заводы (оба в настоящее время входят в концерн «Калашников») остался на последнем. Вскоре стал секретарем парткома завода и парторгом ЦК ВКП(б) на заводе. В 1940 году был утвержден вторым секретарем Ижевского горкома ВКП(б), оставаясь секретарем парткома завода.

Во время войны близко сошелся с Владимиром Новиковым, бывшим директором машиностроительного завода № 74, в 1941 году назначенным заместителем наркома вооружений СССР. Новиков очень помог Козлову в наркомате и в отделах ЦК ВКП(б), связанных с промышленностью. В 1944 году его переводят на работу в ЦК инспектором кадров, вводя в резерв на более высокие должности. В 1947 году Козлов назначен вторым секретарем Куйбышевского обкома ВКП(б), отвечающим за промышленность. Именно при нем два авиационных завода в Куйбышеве (завод имени Сталина № 1 и завод имени Ворошилова № 18) стали выпускать самолеты МиГ-15 (самый массовый реактивный истребитель в истории авиации) и ТУ-4 (аналог американской «суперкрепости» В-29).

В 1949 году Козлова отзывают из Куйбышева и перебрасывают на должность парторга ЦК ВКП(б) Кировского завода, с одновременным назначением вторым секретарем Горкома партии Ленинграда. Учитывая, что первым секретарем тогда был Василий Андрианов, который совмещал эту должность с должностью первого секретаря Ленинградского обкома, на Козлова было возложено руководство городом. Но истинная причина этого назначения была в другом.

Кремлевские конкуренты

После Отечественной войны на первые роли в ВКП(б) неожиданно для «старой гвардии» вышли новые люди — овеянные славой побед, обласканные Сталиным и видевшие себя преемниками. И первыми среди них были ленинградцы. Блокада Ленинграда стала не просто подвигом советских людей, но и мощным идеологическим оружием.

В 1946 году Сталин назначил бывшего первого секретаря Ленинградского обкома Андрея Жданова председателем Совета Союза Верховного Совета СССР. Членом Политбюро ЦК ВКП(б) Жданов был еще с 1939 года, но после нового назначения вошел в ближний круг Сталина. По негласной иерархии кремлевских обитателей к 1948 году Жданов стал «вторым лицом» в Советском Союзе.

Летом 1948 года у Жданова резко ухудшилось здоровье. По одной из версий, это случилось в результате воздействия ядов, разработанных в бактериологической лаборатории, которую курировал лично Берия. Эти яды не удавалось обнаружить специалистам того времени, а потому врачи не могли поставить точный диагноз Жданову. Врач-кардиолог Лечебного санитарного управления (Лечсанупр, обслуживало высших лиц государства и подчинялось напрямую Министерству госбезопасности, а не здравоохранения) Лидия Тимашук посчитала, что у Жданова имеются признаки инфаркта миокарда. Другие врачи с ней не согласились. После смерти Жданова в феврале 1949 года вскрытие показало, что инфаркта у больного не было. Но это не помешало Тимашук написать несколько писем в ЦК и МГБ, которые через несколько лет легли в основу «дела врачей». Смерть Жданова назвали следствием ошибки врачей-вредителей.

В 1948 году больного Жданова из окружения Сталина убрали. Однако облегчения «старой гвардии» это не принесло. Генсек стал приближать к себе других ленинградцев — Алексея Кузнецова и Николая Вознесенского. Первый до 1945 года был вторым секретарем Ленинградского обкома, потом почти год был первым секретарем обкома и горкома Ленинграда, затем последовал перевод в Москву и назначение на должность начальника Управления кадров ЦК КПСС.

Второй, Вознесенский, строго говоря, ленинградцем не был. Он проработал в северной столице всего два года: с 1935 по 1937 годы. После этого был переведен в Совет министров СССР, где возглавил Государственную плановую комиссию. А чуть позже стал первым заместителем председателя Совмина. Сталин понимал, что Алексей Кузнецов, не имевший высшего образования, вряд ли справится с управлением всей страной. А Николай Вознесенский к 1948 году был доктором экономических наук и уже успел зарекомендовать себя серьезным специалистом. Ему Сталин отводил пост председателя Совмина. «Куратором» от партии должен был стать Кузнецов.

Подобное развитие событий не устраивало «старую гвардию» в лице Берии, Хрущева и Маленкова. Они хоть и ненавидели друг друга (особенно Берия и Хрущев), но в данном случае вынуждены были выступить единым фронтом. В этом триумвирате Берия обеспечивал добычу компромата, который должны были «накопать» сотрудники спецорганов, Маленков брал на себя подготовку нужных настроений в ЦК, ну а Хрущеву отводилась роль рупора, который и выложит компромат перед «узкой» общественностью высших партийных сотрудников.

С 10 по 20 января 1949 года в Ленинграде проходила Всероссийская оптовая ярмарка, где разные регионы обменивались между собой товарами. Такие ярмарки проводились повсеместно, но в данном случае Кузнецов сотоварищи немного нарушили правила проведения мероприятия. Дело в том, что ярмарка была Всероссийская, а визы Совмина СССР на разрешение об ее проведении не было. Было лишь разрешение от председателя Совета министров РСФСР Михаила Родионова, который никогда не работал в Ленинграде, но позже стал одним из основных фигурантов «ленинградского дела».

Маленков и Берия представили Сталину несанкционированную ярмарку как разбазаривание народного добра. А затем появилось анонимное письмо о фальсификации выборов на ленинградской партийной конференции 1948 года. К письму прилагались данные проверки органами госбезопасности. Сталин рассвирепел. Министру госбезопасности Абакумову было дано указание рассмотреть вопрос очень внимательно. Ну а курировать данный процесс было поручено Маленкову.

В феврале 1949 года Маленков и несколько чиновников из Комитета партийного контроля ЦК КПСС выехали в Ленинград. На состоявшемся в Ленинградском обкоме заседании Попкова, Кузнецова, второго секретаря обкома Якова Капустина и еще ряд лиц обвинили в фальсификации результатов выборов и проведении незаконной ярмарки. Они были вынуждены признаться в нарушении партийной дисциплины. Однако Кузнецов вовремя метнулся в Москву, добился приема у Сталина и изложил собственную версию происшедшего в декабре 1948 года, что добивался лишь того, чтобы в партийное руководство вошли истинно достойные люди. А ярмарка состоялась без визы Совмина потому, что те затянули визирование, а продукты уже пропадали, тракторы ржавели, одежда и обувь гнили на неотапливаемых складах.

Сталин прислушался к своему фавориту, вызвал Маленкова и спросил, есть ли другие доказательства целенаправленного вредительства ленинградцев. Маленков уверенно ответил, что имеются. Но представит их через пару месяцев. А пока просит вождя лишить подозреваемых всех постов, чтобы те не могли повлиять на ход расследования. С этим Сталин согласился: в марте 1949 года большинство фигурантов «ленинградского дела» были отстранены от служебных обязанностей. Но не арестованы. Это произошло позже, летом 1949 года.

Пьянки и ломбард

Именно на этом этапе в дело вступает Фрол Козлов. Начиная с 1949 года Фрол Романович на любом партийном мероприятии приводил факты «антипартийных» действий бывшего городского и областного начальства, часть которых можно квалифицировать как использование служебного положения в личных целях.

«Только за 1947 год из партийного бюджета, не считая поборов с предприятий, на банкеты было растрачено более двух миллионов рублей, — сообщал Козлов на собраниях. — Из партийной кассы на содержание семьи Петра Попкова (первый секретарь Ленинградского горкома и обкома, 1946–1949 годы) противозаконно затрачивалось более 2000 рублей в сутки. К каждому празднику с предприятий легкой и пищевой промышленности бывшие секретари горкома под видом получения образцов вымогали большое количество выпускаемой продукции. Эти “образцы” потом распределялись среди ответственных работников горкома. Банкеты устраивали в Смольном, на дачах Попкова и председателя горисполкома Лазутина, в зданиях райкомов партии, в ресторанах. Поводом служили как государственные праздники, так и назначение на вышестоящие должности».

На IХ Ленинградской партийной конференции, проходившей в конце мая 1950 года, Козлов в своем докладе приводит уже конкретные суммы.

«Бывшие руководители города и районов обзавелись огромными персональными дачами, которые обнесли 3–4-метровыми заборами, чтобы обычные граждане не могли увидеть, что за ними творится. А творились там безудержные пьянки за государственный счет. На устройство банкетов для узкого круга лиц из числа городского партийного и советского актива с 1943 по 1948 гг. незаконно было израсходовано 839 161 руб., в том числе 118 699 руб. на спиртные напитки. На бесплатное угощение руководящих работников в праздничные дни на трибунах, стадионах и в других местах с 1942 г. по 1947 г. израсходовано 431 529 руб., из них 143 833 руб. на спиртные напитки.

Насаждалась распущенность, пьянство, парадность и шумиха, самовосхваление, глушилась большевистская критика и самокритика, на руководящие посты протаскивались чуждые партии сомнительные люди, замаскированные враги партии — троцкисты и зиновьевцы, которые продолжали вести враждебную работу против партии и ЦК ВКП(б). Антипартийная группа культивировала в руководящих организациях семейственность, круговую поруку, широко применяла и поощряла подачки, подкупы и другие способы разложения актива. Участники антипартийной группы миллионы разворовывали ценности трудящихся Ленинграда, находившихся в ломбарде, которые были сданы ленинградцами в период блокады, а документы сожгли».

Факты, большинство из которых были откровенно сфальсифицированы, Козлову предоставляли люди Берии и Абакумова. И то, что эти обвинения звучали из уст человека, лично не заинтересованного в том, чтобы «утопить» ленинградцев, заставило Сталина поверить в эти обвинения. 28 сентября 1950 года в Ленинградском Доме офицеров начался судебный процесс. 1 октября 1950 года шесть из девяти фигурантов, включая Кузнецова, Вознесенского, Попкова, были приговорены к высшей мере и через два часа расстреляны. В конце октября 1950 года процесс продолжился уже в Москве. Там на скамье подсудимых оказалось более 150 человек. 20 из них были приговорены к расстрелу. Аресты продолжались вплоть до смерти Сталина, всего пострадавших по «ленинградскому делу» насчитывалось более 2000 человек. Каратели не жалели и родственников осужденных: к пяти годам ссылки была приговорена 67-летняя мать одного из секретарей Ленинградского обкома, вынужден был уехать в Сибирь 72-летний отец другого партийного функционера.

В роли преемника

Опасность для москвичей со стороны ленинградцев был устранена. Для Берии и Маленкова Фрол Козлов стал неинтересен, но его неожиданно взял под свое крыло Хрущев. Его усилиями Козлов остался на должности второго секретаря Ленинградского горкома, а после смерти Сталина в марте 1953 года назначен вторым секретарем Леноблобкома. И пока первые секретари обоих «комов»: Андрианов (областного) и Николай Игнатов (городского), оба ставленники Берии и Маленкова (напомним, что второй после смерти Сталина номинально являлся первым лицом в государстве), — соревновались между собой, кто из них реально первый, Козлов направил усилия на восстановление Ленинграда, строительство метрополитена и подготовку к празднованию 250-летия города (май 1953 года), чем еще больше пришелся по душе Хрущеву.

По воспоминаниям современников, Фрол Козлов был человеком заносчивым и грубым. И пока Хрущев решал свои проблемы в Москве (сперва — июньский арест Берии в 53-м, затем, уже в январе 1954 года, — смещение с поста предсовмина Маленкова), Козлов успел заиметь массу врагов среди чиновников самого разного уровня. Причем не только в Ленинграде, но и в Москве. Но его усилия на ниве восстановления промышленности, благоустройство Ленинграда (которому Козлов уделял особое внимание), а главное, то, что при помощи Хрущева ему удалось добиться обеспечения Ленинграда по первой категории снабжения (в СССР существовали три категории снабжения продуктами и товарами народного потребления, по первой снабжались Москва и столицы союзных республик, по второй, значительно более низкой, снабжались столицы автономных республик, областные и краевые центры, ну а по третьей, фактически это было то, что оставалось после распределения по первой и второй категориям, все остальные), примирило ленинградцев с Фролом Романовичем.

Но весной 1954 года недовольство Козловым проявилось с новой силой. 30 апреля 1954 года Верховный Суд СССР пересмотрел «ленинградское дело», реабилитировав основных осужденных, а 3 мая 1954 года Президиум ЦК КПСС окончательно оправдал всех фигурантов. В Ленинграде моментально вспомнили, кто именно в 49–50-е годы громогласно обвинял тех, кто оказался невиновен. И только прямая поддержка Хрущева, который рассудил, что в таких условиях Козлов никогда не сможет выступить против него, позволили Фролу Романовичу избежать не только увольнения со всех постов, но и обвинения в поддержке Берии и Абакумова, к тому времени уже расстрелянных.

В своей книге «Так было: размышления о минувшем» Анастас Микоян, один из самых влиятельных партийных чиновников сталинской и хрущевской эпох, писал:

«Козлов был неумным человеком, просталински настроенным, реакционером, карьеристом, и нечистоплотным к тому же. Интриги сразу заменили для него подлинную работу. Вскоре после того, как Хрущев перевел его в Москву из Ленинграда (декабрь 1957 года), выведя из-под острой критики и недовольства им Ленинградской партийной организации, роль Козлова, введенного в Президиум ЦК, стала возрастать. Между тем к нему были обоснованные претензии ленинградцев за его преследование тех лиц, которые уцелели в ходе “ленинградского дела” 1949–1950 гг. Но Хрущев своего любимца на заклание не отдал, произнеся знаменитую фразу: “Не делайте из Козлова козла отпущения”.

Оставить Козлова в качестве первого человека было бы катастрофой для страны. Надеюсь, многие выступили бы против. Я бы сделал это первый. Показательно его поведение в Новочеркасске в 1962 г. Там произошли серьезные беспорядки. Хрущев решил туда послать нас обоих. Я не хотел ехать вдвоем. “Кто-то один должен ехать: или он, или я. Один человек должен решать на месте”. Но Хрущев заявил: “Нет, вдвоем вы всё обсудите, если что — доложите нам в Москву, а мы здесь уже будем решать”. Я не привык уклоняться от трудных поручений и потому согласился. А вообще, теперь жалею, что не настоял на своем.

Прибыв в Новочеркасск и выяснив обстановку, я понял, что претензии рабочих были вполне справедливы и недовольство оправданно. Как раз вышло постановление о повышении цен на мясо и масло, а дурак-директор одновременно повысил нормы, на недовольство рабочих реагировал по-хамски, не желая с ними даже разговаривать. Действовал, как будто провокатор какой-то, оттого что не хватало ума и уважения к рабочим. В результате началась забастовка, которая приобрела политический характер. Город оказался в руках бастующих. Козлов стоял за проведение неоправданно жесткой линии.

Пока я ходил говорить с забастовщиками и выступал по радио, он названивал в Москву и сеял панику, требуя разрешения на применение оружия, и через Хрущева получил санкцию на это “в случае крайней необходимости”. “Крайность” определял, конечно, Козлов.

Несколько человек было убито. Козлов распорядился даже подать два эшелона для массовой ссылки людей в Сибирь. Позорный факт! Прямо в духе Ежова — Берия. Я это решительно отменил, и он не посмел возражать».

В июле 1959 года Козлов, будучи заместителем председателя Совмина СССР, летал в США, где открывал промышленную выставку о достижениях советского народного хозяйства. 13 июля того же года на обложке журнала «Тайм» вышла его фотография с вопросом: «Преемник Хрущева?» По воспоминаниям сына Никиты Хрущева Сергея, Козлов американцам очень понравился. Вот как он пишет о Козлове в своей книге «Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы»:

«На фоне своих коллег Козлов выделялся умением ухватить суть дела, да и опыт работы, партийной и хозяйственной, у него накопился немалый. Политические взгляды Козлова не отличались радикальностью, но в тот момент он полностью, даже в мелочах, шаг в шаг следовал линии отца. Неудивительно, что Фрол Романович понравился американцам. Он был одет в костюм хорошего покроя, итальянские туфли, приличный английский галстук, а волосы носили явный признак химической завивки. То есть было видно, что человек придает большое значение своей внешности и имиджу, что для американцев был положительный показатель. Много и охотно улыбался, хотя говорил мало».

Осенью 1959 года в США с ответным визитом (после приезда вице-президента США Никсона в СССР в августе 1959 года) отправляется уже Никита Хрущев. Козлов в числе сопровождающих. Западные журналисты не могли не отметить, что по сравнению с остальными официальными лицами (включая Хрущева) прилично выглядит только Козлов. О чем враги не замедлили сообщить Хрущеву.

Но добились они как раз обратного — того, чего страстно желал именно Козлов. Никита Сергеевич перестал брать его в поездки. А потому пока Хрущев разъезжал, страной фактически рулил именно Козлов. Даже Указ Президиума ЦК КПСС о полете человека в космос подписал не Хрущев, а именно Козлов, который 17 июня 1961 года получил за это звание Героя Соцтруда.

Роковой Зуйков

Сложившаяся ситуация и взлет Козлова сильно напрягли другую кремлевскую группировку, стремящуюся к власти. В нее входили Александр Шелепин (председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС), Владимир Семичастный (председатель КГБ СССР) и Леонид Брежнев (председатель Президиума Верховного Совета СССР, секретарь ЦК КПСС). Но свалить Козлова было не так-то просто: Хрущев был уверен в безусловной преданности того, кого уже и сам называл своим преемником. И его грехи, например, ложный донос в отношении фигурантов «ленинградского дела», генсеку тоже были прекрасно известны.

У кого именно родилась мысль обвинить Козлова в причастности к теневой экономике и валютчикам, к которым в начале 60-х Хрущев испытывал ярую ненависть, точно неизвестно, а теперь не так уж и важно. Скорее всего, кто-то из заговорщиков задался вопросом: а откуда у него английские галстуки и костюмы, итальянские туфли, французский парфюм, бельгийские шелковые рубашки? Скорее всего, он получает их через ленинградский порт, но через посредников. Было решено проверить оперативные дела в отношении торговых работников Ленинграда. И вот тут всплыла личность директора Ленинградской оптово-торговой базы Георгия Зуйкова.

Как оказалось, этот персонаж был давно на заметке сотрудников Ленинградского УКГБ. Во времена нэпа (1921–1928 гг.) работал в частных торговых организациях. Затем переметнулся в государственную торговлю, став завскладом стройматериалов. В 1934 году был приговорен к десяти годам лагерей за хищения, но сумел через суд добиться снижения срока, и уже в 1936 году вышел на свободу.

Путь в торговлю Зуйкову был закрыт. Подделав ряд справок (о полной реабилитации, об окончании Института советской торговли, характеристику из партийных органов), Зуйков стал кладовщиком, а потом и заведующим продуктовым складом. В 1941 году не был призван в армию (у него оказалась «бронь»), но от эвакуации отказался. За время войны сумел наменять за продовольствие у ленинградцев ювелирные украшения и картины знаменитых художников. Но действовал очень аккуратно и ни разу не вызвал подозрений, а в 1943 году даже был награжден медалью «За оборону Ленинграда».

Кресло директора Ленинградской областной оптово-торговой базы Управления торговли Ленинградского облисполкома Зуйкову обеспечил в 1954 году именно Фрол Козлов. С ним Зуйков действительно был хорошо знаком и постоянно радовал дефицитом. Как удалось выяснить сотрудникам КГБ, на Зуйкова, получившего в торговой среде Ленинграда кличку «Вампир», в партийные и следственные органы поступало достаточно много доносов, анонимок и даже документов о хищениях. Но Козлов неизменно вступался за своего протеже, и письма ложились под сукно.

Набиравший партийную силу Брежнев и его соратники решили разрабатывать Зуйкова, вывести его на чистую воду, а уже через него скинуть Козлова, представив последнего перед Хрущевым как покровителя торговой мафии и валютчиков. Но это было нелегко сделать. Зуйков был очень осторожен, и взять его с поличным было практически невозможно. Ревизии, финансовые проверки, сверки по статьям приход — расход могли затянуться на месяцы, а то и годы. Это москвичей не устраивало.

Один из сотрудников КГБ, следивших за Зуйковым, обратил внимание на то, что директор раз в неделю посещает могилу своей старшей дочери, умершей от тяжелой болезни. Казалось бы, в этом ничего странного не было: скорбит человек, вот и ходит на могилку. Но внимательный оперативник заметил, что Зуйков приходит на кладбище с лопаткой. А вот цветов на могиле его дочери нет. Зачем ему лопата?

Сотрудники КГБ аккуратно проверили могилу и выяснили, что вокруг памятника закопаны некие предметы, вряд ли имеющие отношение к ритуальным. Зуйкова задержали и привезли на кладбище. Как только первая лопата откинула пласт с холмика могилы, Зуйкову стало плохо. «Раскопки» это не остановило, и вскоре были извлечены три больших бидона, в которых находились советские деньги, пачками в 100-рублевых купюрах, 12 кг золотых украшений с бриллиантами, десятки золотых монет царской чеканки, американские доллары и английские фунты, 11 золотых слитков, 3 рулона золотой фольги, необработанные алмазы, изумруды, сапфиры.

Позже эпизод со вскрытием могилы вошел в советский фильм «Два билета на дневной сеанс» (вышел на экраны в 1967 году), Александр Збруев сыграл главную роль сотрудника ОБХСС и стал звездой советского кинематографа.

После расстрела Зуйкова в 1963 году была издана брошюра, посвященная его делу. По задумке партийных органов, его история и закономерный финал должны были напугать потенциальных последователей. А потому с ней ознакомилось довольно много народу, в том числе сценарист Борис Чирсков (сценарии к фильмам «Валерий Чкалов», «Зоя» о Зое Космодемьянской, «Нашествие») и режиссер Герберт Раппопорт («Александр Попов», «Жизнь в цитадели», «Сержант милиции»). На торговых работников брошюра впечатления не произвела: как воровали, так и продолжили воровать. А вот кинодеятелям она помогла пробить финансирование фильма, который позже стал лидером проката.

Но больше всего факты, изложенные впоследствии в брошюре, впечатлили Хрущева. Георгий Зуйков был арестован в июле 1962 года, но довольно долго пытался всё свалить на своего заместителя, к тому времени погибшего в автомобильной аварии. Но следователям КГБ удалось его дожать, и в апреле 1963 года на стол Хрущеву легла служебная записка о «ленинградской торговой мафии». После ознакомления с документом Хрущев вызвал Козлова.

Разговор закончился тем, что генсек запустил в преемника тяжелым пресс-папье. Выскочив из кабинета, Козлов вызвал машину и уехал на дачу. Там он выпил залпом бутылку коньяка, после чего его разбил инсульт. К работе Козлов уже не вернулся, но по непонятной причине его никто не лишил тех постов, которые он занимал до болезни. Вторым секретарем ЦК стал Брежнев, борьба за власть вышла на финишную прямую.

На пенсию Фрола Романовича Козлова определили через месяц после отставки Хрущева, в ноябре 1964 года. Это стало для него последним ударом. 30 января 1965 года Фрол Козлов в возрасте 56 лет скоропостижно скончался от остановки сердца. Его прах захоронен в Кремлевской стене. В отличие, кстати, от Хрущева, который похоронен на Новодевичьем кладбище.