«Там сплошь 58-я статья»

Греко-католическая церковь возникла благодаря фактически одной Брестской унии 1596 года. Часть православных епископов на территории современных Украины и Беларуси признала главенство папы, сохранив при этом многие византийские традиции. Этот синтез «восточного» и «западного» христианства особенно интенсивно шел в пограничных регионах, таких как Речь Посполитая, но, как и любая конфессия, Греко-католическая церковь быстро распространилась вместе со своими прихожанами на другие территории. В России греко-католики более известны как «униаты», однако сами прихожане не любят этот термин. 

Украинская греко-католическая община в Алматы небольшая, она похожа на семью, ведь все здесь давно знакомы друг с другом. Потому и отношение к празднику «домашнее». К сочельнику прихожане вместе приготовили 12 традиционных постных блюд, кто-то принес дидух (сноп ржи, украинское рождественское украшение, оберег. — Прим. «Новой газеты Европа»), а кто-то — рождественскую свечу, символизирующую Божий свет. Священник греко-католической церкви Алматы, отец Олег Галушка, также сидит со всеми прихожанами за одним столом, периодически разбавляя светские разговоры библейскими историями и напоминанием о том, что все они сегодня собрались здесь не просто чтобы увидеть друг друга, а ради восхваления Господа. В Казахстане отец Олег уже 12 лет — в 2012 году его отправили из Украины возглавлять местную греко-католическую общину. Сам же он родился в Тернопольской области, в городе Бережаны. Вначале служил в Сатпаеве, в центре республики, а настоятелем алматинской общины стал в 2017-м. Сегодня, в сочельник, он охотно отвечает на наши вопросы о положении греко-католиков в Казахстане, о прошлом и настоящем своей церкви.

— Когда был образован ваш приход?

— Алматинская греко-католическая община — одна из самых молодых по стране, она организовалась в 2010 году, в отличие, например, от карагандинской и близлежащих, которые благодаря ссыльным, попавшим туда во времена сталинских репрессий, существуют с конца 40-х. Как приход мы и вовсе зарегистрировались только в августе 2023 года. Вообще в Казахстане 6 греко-католических приходов: в Караганде, Астане, Павлодаре, Алматы, Экибастузе и Сатпаеве.

— И вы все эти 10 лет проводите литургии в костеле?

— Да, к сожалению, у нас нет своего храма в Алматы, поэтому мы собираемся в том месте, которое любезно нам предоставили римо-католики, за что мы им искренне благодарны.

— Посольство Украины вам не помогает?

— Мы не имеем отношения к украинскому государству юридически. Мы являемся административной единицей в рамках апостольской администратуры святого престола для католиков византийского обряда в Казахстане и Центральной Азии, то есть для всех греко-католиков в нашем регионе, не только украинских, но и белорусских, русских, каких угодно. Поэтому юридически мы подчиняемся напрямую папе римскому, но богословски, конечно, — материнской церкви в Киеве. И, соответственно, решение праздновать Рождество 25-го декабря — это не какая-то наша прихоть, а всего лишь выполнение «теологической воли» церкви в Украине.

— А сколько примерно человек в общине?

— По воскресеньям к нам ходят от 15 до 30 верующих. Но, конечно, бывает и больше — на Пасху было человек 150, мне кажется!

— И они все этнические украинцы?

— Пусть лучше на этот вопрос ответит Даниил, мой помощник, он как раз писал об этом свою магистерскую!

***

Правая рука отца Олега, Даниил, участвующий во всех богослужениях вместе со священником, закончил не семинарию, а магистратуру по международным отношениям в Алматы в 2021 году и впервые пришел в церковь, чтобы взять у священника интервью, когда писал магистерскую работу по теме украинских этнокультурных центров в Алматы и области. Пришел — и задержался здесь надолго. 

— Исследования привели меня к выводу, что украинцы, являясь этническим меньшинством в Казахстане, подвергаются ассимиляции, но в более крупную славянскую группу. То есть они превращаются «в русских», записывают себя русскими по паспорту и так далее. Ассимиляции в казахскую идентичность не происходит ни у кого. Возникает либо «казахстанская», но со славянским оттенком, идентичность, либо, в очень редких исключениях, сохраняется украинская.

— Можно ли назвать вашу церковь, по большей части, этноконфессиональным объединением?

— Вы знаете, черепа мы не меряем, паспорта не смотрим, кто к нам ходит, точно мы не знаем, ведь проповеди у нас происходят на том языке, на котором говорят, по большей части, христиане в Алматы, — на русском. Как любая церковь, мы открыты ко всем, вне зависимости от их этнической принадлежности. Но, конечно, очевидно, что мы появились в Казахстане из-за того, что наших предшественников-единоверцев сюда просто-напросто сослали.

***

И действительно, в Советском Союзе греко-католическая церковь столкнулась с жестокими репрессиями не только как религиозная организация. В 20-е годы большевики уничтожали все конфессии подряд, но позднее слово «католики» и связь с Ватиканом сделали греко-католиков мишенью номер один. Повальные аресты священников и прихожан по обвинению в контрреволюционной деятельности начались сразу после раздела Польши в 1939 году и захвата Западной Украины. Однако пик преследований пришелся на послевоенное время. В 1946 году на так называемом Львовском соборе УГКЦ, собранном советскими спецслужбами и одобренном Иосифом Сталиным (ни один из епископов самой УГКЦ там не присутствовал), была объявлена «ликвидация» церкви и «воссоединение прихожан с верой прадедов», то есть с Русской православной церковью. Греко-католических епископов и священников арестовывали, отправляли в лагеря или казнили. Храмы, имущество и общины церкви, имевшей несколько миллионов последователей, передавались РПЦ, а сама церковь ушла в подполье.

После смерти Сталина большинство сосланных священников освободили, однако часто им запрещали возвращаться в Украину. Тогда они начали действовать подпольно по всему Советскому Союзу, всюду, где находились высланные верующие. 

***

Владимиру сейчас 62 года, он всю жизнь был прихожанином украинской греко-католической церкви Караганды. Сейчас Владимир свободно ходит на богослужения в отдельный (не как у алматинцев) греко-католический храм, именуемый Собор Покрова Пресвятой Богородицы, младший из его сыновей владеет строительным бизнесом, а старший — иезуит-монах, готовящийся защитить докторскую по богословию в Мюнхене. Однако родился Владимир в семье бедных спецпереселенцев, оказавшихся посреди казахской степи.

— По отцовской линии история моей семьи такая. Бабушка с детьми была депортирована в 1944 году, сразу после прихода Красной Армии на Западную Украину, но они были высланы изначально в Красноярский край. Там уже бабке моей дали 10 лет и отправили отбывать срок в Забайкалье, оставив детей, то есть моего отца, его брата и сестру, одних в Красноярском крае. За что же ее посадили? За то, что два ее сына, мои дяди, были в УПА (Украинская повстанческая армия. — Прим. «Новой газеты Европа»): один погиб в бою с немецкими войсками, с регулярной армией, а второго уже в 1950 году при облаве чекисты застрелили.

Дедушка же в это время сидел в тюрьме, в Ивано-Франковске. Ему была вменена «измена Родине», хотя это смешно, он ведь никогда не был гражданином Советского Союза. На момент ареста у него был польский паспорт.

Дедушка рассказывал мне в детстве, что когда его арестовали, он сидел почти год в одиночке; и весь этот год его не допрашивали вообще! И совсем не кормили. Он выжил лишь благодаря надзирателю — тот был украинцем из соседнего села. Дед мой с этим мужиком служил в австрийской армии во время Первой мировой войны, поэтому тот, приходя на вахту, приносил дедушке по мелочи из дома — пару картошек, яиц немного, хлеба и т. д.

— То есть ваш дед был ветераном австро-венгерской армии?

— Да, но к моменту окончания Первой мировой войны не было уже никакой Австро-Венгрии. Его призвали еще до войны. Когда же Первая мировая закончилась и Австро-Венгрия развалилась, деду пришлось где-то в нынешней Венгрии несколько месяцев просидеть в лагере, пока всех не отпустили по домам. До ареста дедушка просто занимался сельским хозяйством, и, как я полагаю, его семья была неплохо обеспечена. Но вернемся к рассказу о тюрьме.

В один прекрасный момент — говорю, опять же, со слов деда — открылись двери; вошли два надзирателя, взяли деда под руки (потому что он идти не мог, так отощал за год), вынесли за ворота тюрьмы и бросили на тротуаре! Ворота закрылись, и всё — до свидания, делай что хочешь. Это был уже самый конец Второй мировой войны. Дедушку подобрали добрые люди, переправили в родное село (оно было совсем рядом с Ивано-Франковском), и до 47-го года он отъедался.

А потом он пришел туда в тюрьму и говорит им: «Вы меня забрали, вы меня отпустили. Теперь отдайте мне, пожалуйста, паспорт, который отобрали у меня при аресте». Какой-то офицер ему отвечает, мол, идите, мужчина, садитесь, вон там телега стоит — вы садитесь, сейчас вам паспорт принесут. Дед, законопослушный, пошел и сел на эту телегу. Люди сидят, ждут чего-то, а как эти телеги наполнились, все стало понятно: «Чемодан, вокзал, Караганда». Только без «чемодана», потому что дедушку прямо так и отправили в Караганду, в чем пришел за паспортом. За что? Я думаю, что из-за сыновей, ведь все в селе знали, что два его сына в партизанах, то есть в УПА. Но тогда вообще многих украинцев сослали за сочувствие УПА. Когда папа мой узнал, что дед здесь, в Караганде, тоже высланный, он написал прошение в НКВД, чтобы воссоединиться с семьей. Им (отцу, его брату и сестре) это позволили, но из Красноярска в Караганду их отпустили только под конвоем, в 48-м или 49-м году.

Кстати, о нашей семейной связи с греко-католической церковью Караганды. Бабушка рассказывала, что впервые она познакомилась с владыкой Александром Хирой, епископом нашей церкви, в пересыльной тюрьме. Не помню точно, в иркутской или красноярской, но они знакомы были еще по лагерю. Поэтому, когда владыка Александр оказался в Караганде, то, по семейной легенде, первую службу для греко-католиков он служил в землянке моей бабушки. Я его хорошо помню, он, несмотря на годы в лагерях, всегда шутил, всегда находил для каждого человека и каждой ситуации какое-то очень правильное слово.

Семья моей жены, кстати, очень похожа на мою в этом плане — их тоже сослали в 1947 сюда. Брат моей тещи был в УПА, и из-за него их депортировали в Караганду.

— Вы чувствовали на себе тяготы жизни внука врагов народа?

— В детстве точно нет. В моей школе учились немцы, корейцы, казахи, русские, поляки, чеченцы — в общем, Караганда была таким городом ссыльных, пересыльных. Конечно, жили мы бедно, но как и все в округе, и благодаря упорному труду родителей хлеб в доме был всегда. Потом уже, как подрос, начал слышать иногда в свой адрес что-то в духе «бандеровцы», «предатели» и так далее, даже от учителей некоторых. Еще в армии когда был, меня не отправили то ли в Польшу, то ли в ГДР, потому что я понятно кто. 

— Получается, вы с детства являетесь прихожанином греко-католической церкви?

— Конечно, я помню еще службы в землянках, когда в этом малюсеньком помещении собирается толпа народу, и там становится невозможно дышать. Потом уже наши украинцы смогли себе построить дома, и службы стали идти там, что гораздо приятнее. Туда приходили многие, потому что службы по воскресеньям — это был ещё и такой воскресный клуб для встреч украинской диаспоры. Чтобы держать связь друг с другом, чтобы поддерживать своих, да и просто место, где можно было говорить свободно по-украински.

Потом уже, когда был построен и освящен католический храм в Караганде в 1978-м, мы, украинцы греко-католики, пришли в него на равных правах. Даже, я так скажу, мы имели привилегию, потому что служба греко-католическая проходила в самое удобное время: в 7 часов была месса на немецком языке, в 8 часов, кажется, на польском, в 10 часов наша служба, на украинском, и только после нас шла католическая служба на русском языке…

***

Настоятелем же карагандинской общины уже много лет, с 1997 года, является протоиерей Василий Говера. Несмотря на то, что он родился в Ивано-Франковске, история его семьи также связана с Казахстаном. Отца священника депортировали вместе с матерью и сестрой в 1947 году в Караганду, где он жил до 1962 года, пока не вернулся в Украину. Сейчас Василий Говер исполняет роль Апостольского Администратора для католиков византийского обряда в Казахстане и Центральной Азии.

— Есть ли у вас не украинцы среди прихожан?

— Конечно, у нас ведь тоже есть смешанные браки, есть и представители других национальностей, которые приходят на богослужения. И еще, после начала войны, из-за того что РПЦ поддержало вторжение в Украину, появились люди, которые принципиально начали ходить к нам. Они говорят, что не могут ходить в свои храмы, так как разочарованы.

— Литургия в Алматы совершается по-украински, а проповедь — по-русски. Так во всех ваших приходах?

— Скорее, да. Конечно, раньше мы и проповеди делали по-украински, но столкнулись сейчас с такой ситуацией, что третье, четвертое поколения украинцев здесь уже не знают языка.

— Является ли греко-католическая церковь своего рода «хранилищем» украинской идентичности для диаспор украинцев в мире?

— В какой-то мере, да. Эту роль греко-католическая церковь играла всегда. Скажем, греко-католики начали выезжать из Украины где-то в конце 19 века — кто куда. В Бразилию, в Канаду, в Америку и так далее. Чтобы сохранить свою культуру, традиции и язык для потомков, они всегда делали две вещи: строили школу и строили храм. Поэтому даже сегодня, например, приезжая в Бразилию, мы находим людей, которые еще помнят украинский язык и считают себя греко-католиками, хотя их предки поселились там 130 лет назад.

— Много ли сейчас людей в вашей общине?

— Конечно, уже меньше, чем раньше. Многие уехали — кто в большие города Казахстана, кто в Украину, а кто в Европу; старое поколение уходит, а молодое уже не так часто ходит в церковь, как мы. Но есть еще люди, конечно. На Пасху может и человек 200 собраться. Ведь для многих Казахстан стал домом, из которого они не хотят уезжать.