Билборд с рекламой военной службы по контракту, Санкт-Петербург, 24 октября 2024 года. Фото: Анатолий Мальцев / EPA
Политик Дмитрий Гудков и экономист Дмитрий Некрасов опубликовали исследование «Цена жизни. Исследование готовности россиян служить по контракту» для своего Европейского центра анализа и стратегий (CASE). «Новая-Европа» изучила работу и пересказывает основные тезисы.
CASE изучал готовность российских мужчин призывного возраста (18–60 лет) участвовать в войне на контрактной основе. Исследование выявило материальные и нематериальные стимулы, влияющие на решение, а также запросы на размер выплат, что позволило оценить потенциал государства в привлечении новых людей на фронт.
Опрос охватил мужчин из крупных и средних городов. Данные собирали с 30 сентября по 5 октября 2024 года, охватив 2000 респондентов. Вопросы касались статуса участия, стимулов и предпочтительных форм выплат.
Эксперты CASE напоминают, что все данные носят приблизительный характер:
«На выбор мест и методологию полевого исследования серьезное влияние оказывал риск репрессивных действий властей в отношении исследователей. В этой связи для проведения опросов выбирались локации, где, по мнению организаторов опроса, была заведомо более высокая вероятность получить большее количество ответов о материальных стимулах к участию в войне за меньшее число контактов с респондентами.
Опрос проводился преимущественно на железнодорожных вокзалах и автовокзалах, где, помимо прочего, респонденты с большей вероятностью располагают свободным временем для прохождения опроса. По тем же причинам исследователям после первых попыток, еще на начальном этапе исследования пришлось отказаться от включения в опрос данных о жителях Московского региона.
Более высокий процент отказа от участия в опросе в принципе, а также исчезающе низкая готовность респондентов обсуждать необходимый размер выплаты, которые были выявлены при первых замерах, потребовали бы контакта с многократно большим числом респондентов для получения минимально репрезентативных результатов о влиянии материальных стимулов на готовность к участию в СВО. По той же самой причине исследователи были вынуждены отказаться от того, чтобы обеспечить соответствие выборки возрастной структуре населения».
Среди участников опроса выделяются несколько групп: 16% респондентов уже побывали на войне, примерно 17% готовы лишь при определенных условиях, а около 13% заявляют, что безусловно готовы пойти на фронт даже без каких-либо условий. Чуть больше половины (около 54%) совершенно не готовы участвовать в военных действиях вне зависимости от обстоятельств.
Типичный респондент исследования — молодой мужчина (средний возраст — 31 год), неженатый и без детей (60% холосты или разведены, 59% без детей). Он зарабатывает от 50 до 100 тысяч рублей в месяц.
Исследователи выяснили, что большинство респондентов готовы воевать из идеологических соображений, а не ради денег: 24% опрошенных отметили, что решение о вступлении в армию зависит от мнения других участников, а 16% — от мнения родственников. Причем, заявляют исследователи, эти ответы могут быть слегка преувеличены, так как респонденты могли ориентироваться на социально одобряемые мнения, особенно если опрос проводился в присутствии знакомых.
Важно, что, согласно исследованию, уровень дохода не оказывает сильного влияния на готовность воевать; это подчеркивает, что материальные стимулы играют не такую уж большую роль.
Эксперты CASE приходят к нескольким выводам.
Медианная ежемесячная выплата, которая могла бы убедить респондентов воевать, в два раза превышает фактическую сумму, которую получают рядовые участники.
Размеры единовременных выплат, установленные в Москве при заключении контракта и за ранение, примерно соответствуют ожиданиям респондентов.
В возрастных группах от 40 до 44 лет и старше наблюдается тенденция: с возрастом растет готовность воевать, однако запросы на материальные компенсации уменьшаются. Этот вывод стоит воспринимать с осторожностью, так как выборка в старших возрастных группах была небольшой.
Те, кто «безусловно готов» отправиться на войну, на самом деле ожидают больше выплат, чем «условно готовые» уехать на фронт. Это может объясняться тем, что первая группа лучше осведомлена о реальных размерах компенсаций, отмечают исследователи. В то время как «условно готовые» иногда озвучивают суммы ниже тех, что предлагает государство, что указывает на низкий уровень осведомленности о выплатах.
Российские военнослужащие-контрактники во время занятий по боевой подготовке, 4 октября 2024 года. Фото: Аркадий Будницкий / EPA
Для проведения опроса исследователи столкнулись с риском репрессий со стороны властей, что повлияло на выбор мест и методологию. Опрос проводился на вокзалах и автовокзалах, где респонденты могли выделить время для участия. Из-за высокого процента отказов и сложности с получением достоверных данных исследователи отказались от включения жителей Москвы в выборку, а также не обеспечили соответствие возрастной структуры населения. Это ограничило репрезентативность данных, однако, с учетом важности темы, был сделан упор на объективность, несмотря на искажающие факторы.
69,6% респондентов отказались от участия в опросе. Из них 54,9% сделали это, не услышав темы, а 14,7% — уже после того, как узнали о ней. Это говорит о том, что многие могли избегать участия из-за антивоенных настроений или опасений, что опрос связан с властями. Также, вероятно, часть респондентов завышала свою готовность отправиться на фронт, показывая социально одобряемые ответы, предполагает CASE. Кроме того, выборка оказалась смещена в сторону более молодых людей, что может привести к незначительному завышению числа готовых поехать воевать на 2–4%. В итоге, реальная готовность участвовать в войне скорее ниже заявленных 13,2%, делают вывод исследователи.
В исследовании отмечается, что результаты не отражают полной картины готовности граждан России к контрактной службе из-за ряда ограничений. Среди них — избегание участия в опросах на чувствительные темы, характерное для современной РФ. Поэтому мнения значительной группы граждан, в том числе с социально неодобряемыми или наказуемыми взглядами, остаются недопредставленными. Кроме того, опрос проводился в местах общественного пользования, таких как вокзалы и остановки транспорта, что ограничило выборку. Также по итогам исследования эксперты отмечают:
«Если обратиться к доле действующих участников, составляющих 16% от выборки, можно заметить, что лишь чуть более половины (57%) готовы продлить контракт. Аналогично можно предположить, что далеко не все из 13% респондентов, выразивших желание участвовать до обсуждения условий, действительно готовы подписать контракт.
Наблюдение о преобладании нематериальных стимулов требует осторожной интерпретации, поскольку данный результат обусловлен влиянием фактора социально одобряемого ответа. Лишь 2% респондентов всей выборки признали, что исключительно материальные стимулы могут повлиять на их решение участвовать в СВО.
Нет ни малейших сомнений, что в реальности доля лиц, для которых материальные стимулы имеют решающее значение, многократно превосходит указанные 2%. Очередей в военкоматы тоже объективно не наблюдается. В то же время необходимо понимать, что мотивация респондентов носит комплексный характер. В отсутствие нематериальных стимулов сами по себе материальные факторы не давали бы такого эффекта. В отдельных случаях можно предположить, что люди, в реальности движимые преимущественно материальными стимулами, убеждают самих себя, что для них важны “высокие” социально одобряемые мотивы».