Компромисс на компромиссе  

— Мы собрались здесь благодаря Союзу писателей! — молодой человек, как будто специально скучный и серый, объясняет собравшимся. — Это не тот, что был создан в советские годы, наш Союз — ХХI века и называется он «Российский»!

Мероприятие носит название «От самиздата — к литературному Олимпу», в лектории около 30 человек, в основном возрастные. Слушают, кивают, иногда нестройно аплодируют, как будто даже стесняются. 

Модератор представляет серию сборников «поэтов СВО»: перечисляет имена и заслуги. Некоторые из авторов тут же выходят к микрофону, читают стихи. Неловкие, как будто написанные школьниками, отстающими по литературе. Впрочем, «звезд» зэт-поэзии не наблюдается — только второй поэтический эшелон.

Вокруг кипит ярмарка non/fiction. На стеклянном потолке густо лежит снег. Москва подморожена и под ватным одеялом. 

Некоторые посетители ярмарки, идущие по своим делам, останавливаются послушать стихи, но быстро понимают, о чём речь, отправляются дальше. 

Около большого стенда АСТ, расположившегося напротив лектория, совсем юная девушка не сдерживает эмоций:

— Господи, когда уже всё закончится?

Стоящие рядом делают вид, что ничего не слышали.

Остается вопрос: неужели это литературный Олимп? 

Захар Прилепин выступает в Амфитеатре. «Лики войны. Конфликт на Донбассе глазами ополченцев, добровольцев СВО и девушки из Донецка». Девушек почти не видно — та же возрастная публика. Зал заполнен на 80 процентов. Никакого ажиотажа, мероприятие идет ровно и безжизненно.

В зале бросаются в глаза два человека в военной форме. Плюс мужчина, на вид — профессор: степенный, борода клинышком, — с медалью на пиджаке. Видна, впрочем, только георгиевская лента медали. 

На самом деле, люди на ярмарке очень разные, «свошников» среди них почти нет — зато их всегда много рядом, на Красной площади, где никаких книг и разговоров о литературе. Они там гуляют.

Подхожу к стенду одного из московских независимых издательств, спрашиваю про ощущения от ярмарки.

— Вам правду или только позитив?

— И то, и другое!

— Ну если позитив, то Нонфик для нас всегда в радость! Встречаемся с друзьями, такими же издателями, понимаем, что мы не одни, подбадриваем друг друга, как можем. А потом еще общение с читателями: они всегда хотят наших книг, благодарят за них, это не поменялось.

— А что поменялось?

— Именно количество встреч с друзьями и коллегами. 

Их на ярмарке как бы не ждут. Сильно деморализует.

— А запреты в отрасли: закон о пропаганде ЛГБТ, работа с иноагентами, цензура детских книг?

— Про них и вовсе говорить не хочется. Наша работа превратилась в бег по лезвию. Выпускаем книги с непредсказуемым результатом. Однако если есть возможность не цензурировать себя, не цензурируем.

— Не страшно?

— В прошлом году накатывали волны страха, вплоть до паники, а сейчас, кажется, адаптировались и к страху. А какой у нас выбор?

В Зале № 1 презентация сборника эссе, статей и интернет-постов Марка Фишера (английского философа, музыкального критика и левого интеллектуала. — Прим. ред.), организованная издательством Ad Marginem. Участвуют музыкальные критики, диджеи, блогеры. Публики объективно больше, чем на мероприятии Прилепина, и в основном молодежь. Модная одежда, прически.

— А что, кто-то еще читает иностранных авторов? — удивляется уставшая женщина в пуховике около стенда одного из издательств. 

— У нас только их и спрашивают, — с готовностью отвечает продавец. 

— Странно, — продолжает недоумевать женщина. — Мой круг такое вообще не покупает.

— А что вы читаете? — подключаюсь я. 

— Наших, отечественных! 

— Можете назвать кого-то? 

— Всяких! — бросает она и поспешно отходит. 

Тут же, около стенда, группа девушек смотрят в телефон, сверяют покупки со списком рекомендаций от модного медиа. 

— Рушди еще, нового Рушди — срочно нужно! (Речь об автобиографическом романе «Нож», где Салман Рушди описывает покушение на себя, в результате которого он лишился глаза, и последствия. — Прим. ред.)

В кафе встречаю знакомую книжную обозревательницу. Спрашиваю про впечатления от программы этого года. 

— Слушай, книжное комьюнити в один голос говорит, что скучно, но я не совсем согласна. Да, сейчас здесь нет острых тем, ничего по-настоящему задевающего, о чём мы пишем в своих блогах, мероприятия как бы из параллельного мира, но в этом году на ярмарку вернулась международная программа, даже две, с разными организаторами. И обрати внимание: там не только китайцы, индусы и иранцы, но и европейцы. Не хочу ошибаться, но это внушает надежды.

Действительно, в этом году на ярмарке даже появился стенд «Женские голоса Норвегии», многие посетители благодарны за него.

— Скажешь что-то еще? Мероприятия про ИИ в литературе, обсуждение результатов премий?

— Вот как раз скука смертная. Про премии вообще не хочу. Компромисс на компромиссе. 

локальной идентичностью и, прости, этого никто не говорил, но было ясно — деколониальным подходом.

— А паблик-ток про литературу травмы? Ты туда ходила?

— Да. Обсуждали правильные вещи, но совсем без огня, ровненько. Как будто я это много раз уже слышала. Поняла: если есть запрос на что-то такое и не сильно зацензурированное, то лучше сходить в магазин Пархоменко — там Ольга Птицева с другими авторками организовала параллельную Нонфику программу.

Мимо нас пробегает писатель Алексей Сальников, машет моей знакомой. 

— Надоело не говорить о наболевшем, подбирать слова, — после паузы резюмирует она. — Надоели запреты, весь этот мрак!

Ярмарка вокруг шумит огромным книжным морем. В Москве больше нет ощущения головокружения от легких денег, нет беззаботной радости, но книги пока еще читают и любят.