Страна исчезает

«Я расскажу вам про страну,

Где в храм пустили сатану…»

Андрей Макаревич

Государство у нас есть. Оно слабое, ибо часто не может добиться выполнения собственных законов и распоряжений, оно коррумпировано, оно жестоко. Ему наплевать на людей: оно не способствует их безопасности и развитию, оно посылает их на смерть, оно бросает их на произвол судьбы, когда они попадают в критические ситуации. Собственно, такое государство для нас вполне традиционно. Такими были, например, государства Сталина или Ивана Грозного — безумные идеи, параноидальный страх перед врагами и полное равнодушие к судьбе подданных. Сейчас то же самое.

Итак, у нас очень плохое и даже преступное государство. Но оно есть. Движутся танки, худо-бедно исполняется бюджет, функционируют железные дороги.

А страна есть? Не территория, не единый для большинства язык, не общая валюта и общие школьные программы, а страна? Страна, как и любая общность, — это не только юридические понятия и материальная база. Это идентификация.

Например, семья — это не столько зарегистрированный брак и совместное хозяйство. Это чувства по отношению друг к другу — беспокойство, сопереживание. Это взаимопомощь, императивная для членов семьи. Ты не можешь не заниматься здоровьем близких, не можешь не накормить беспомощного отца и так далее. Чувства членов семьи по отношению друг к другу могут быть разными, в том числе и негативными, но супруги, дети и родители остаются друг для друга своими. Когда и если они становятся чужими, семьи больше нет.

К идентификации работников с собой стремится и любая корпорация. И успешные фирмы этого ощущения достигают: люди гордятся принадлежностью, радуются успехам и огорчаются неудачам.

То же самое и со страной. Это ведь не территория, не государственные символы — это ощущение чего-то выходящего за рамки тебя, но для тебя важного. Ты являешься частью ее, а она составляет неотъемлемую часть тебя самого.

Так бывает. Например, в Израиле на похороны «одинокого солдата» (так там называют солдат ЦАХАЛ, у которых нет в Израиле близких родственников) пришли недавно сотни людей. Он был солдатом Израиля, а Израиль — их страна. Он был их солдатом.

У нас этого почти нет. У некоторых есть идентификация с государством. А потому за спортсменов, когда они выступают под флагом РФ, болеют, а когда, как сейчас в Париже, под нейтральным — куда меньше.

В ответ на наводнение в Крымске был всплеск волонтерского движения. В ответ на Орск — тишина.

Если вы ушибете палец, то больно не пальцу — вам. Потому что вы целостный организм. Если страна действительно есть, то атака на ее территорию, даже вдали от вашего дома, должна как-то отозваться в вас — болью, беспокойством, сопереживанием. Вы можете объяснить себе причины атаки, и это поможет вам примириться с ней, но это потом. А сначала боль и беспокойство.

Атака на Курскую область. Десятки тысяч беженцев — полномасштабная война. Помимо дежурных истерик по телевизору вы много видите беспокойства по этому поводу? И не в том дело, что люди понимают, что это нашим же государством развязанная война вернулась к нам, — мало кто понимает, к сожалению. 

Вы много видите объявлений, приму, мол, бесплатно, семью из-под Курска? А поток желающих записаться в добровольцы — защищать родную землю, где он? О том, что он возрос, мы знаем только со слов Путина — надежный источник, конечно.

Телевидение не может даже ни одной очереди в военкомате показать, где бы человек сказал, что раньше он считал, что без него справятся, но теперь всё — иду на фронт. Нету этого — страны нет.

У власти, которая не объявляет в связи с Курском «священную войну», могут быть свои резоны. Важно, что у людей никаких чувств не возникает.

Кстати, споры в нашей среде о том, надо ли помогать беженцам Курской области, тоже идут так, как будто бы это не свои сограждане, братья, а просто какие-то чужие люди. Значит, они и есть чужие. И мы обсуждаем, насколько они виновны в поддержке войны и заслужили ли помощь. Или сами виноваты и пусть теперь получают по заслугам. Я не к тому, кто прав в этом споре, — мне, честно говоря, одинаково не близка позиция и тех, кто объявляет, что каждый из нас помогать им обязан, а если не помогаешь, то ты «партия чужой крови», и тех, кто говорит, что помогать ни в коем случае нельзя, а кто помогает, тот за Путина. Я к тому, что нет ощущения, что в беду — пусть они ее сами и приближали — попали свои. Нет страны, и они не свои.

Это не потому, что мы какие-то неправильные. А потому, что много поколений наших сограждан жили в условиях, когда власть от них никак не зависит, делает что хочет, а зачем — нам неведомо. Влезать в царские забавы, отчета у царя требовать — себе дороже. Ничего не добьешься, а неприятности гарантированы. А потому позиция «не нашего ума дело», «моя хата с краю» становится адаптивной. И именно этому вот уже которое столетие учат родители своих детей: не высовывайся. Идентификация здесь может возникнуть только с близкими, но никак не со страной. Разделить радость мы еще можем — полет Гагарина, Победа. А вот горе — тяжелее.

В Великую Отечественную, кстати, подавляющее большинство из прошедших Красную армию — а таких было 34 миллиона — попали туда по призыву. То есть сражаться за Родину не было их добровольным выбором: они оказались на войне волею судеб. Другое дело, что многие из них в этих ужасных обстоятельствах повели себя более чем достойно — восхищение им и благодарность. Но чего там было больше, переживаний за Родину или выполнения долга перед самим собой, мы никогда не узнаем.

Есть понятие stateless people — люди без государства. Это, например, те, кто оказались в вынужденной эмиграции — в изгнании. Их (наше!) бывшее государство не только не заботится о них, но наоборот, стремится всячески осложнить им жизнь. Правда, к этой категории можно отнести и большинство живущих в России — на них государству тоже наплевать. Но люди привыкли так жить, ни на кого не надеясь.

Без страны, пожалуй, тяжелее. Люди хотят чувствовать свою принадлежность стране, гордиться ей. Кто-то в соответствии с телевизионными инструкциями достигает этого на пути ненависти к окружающему миру — все против нас именно потому, что мы такие замечательные. Но даже власти понимают, что этого недостаточно.

Власть назвала свою «партию» «Единой Россией», подчеркивая именно это востребованное, но не удовлетворенное чувство единства. Правда, ничего для единства они не делают, даже дешевых билетов в Москву для жителей отдаленных регионов, о которых так много говорили, так и нет. Как всегда, они пытаются отделаться симулякрами: только что, например, предложили ввести по всей России единую спортивную форму для детей. 

Люди, конечно, пытаются выстроить свою страну сами. Кто-то историю изучает и находит в ней то, что ему нужно: военную мощь или, например, традиции свободы и республиканизма, а значит, и его Россия — великая военная держава или страна вольных людей — лишь временно захваченная деспотами. Или еще какая-то. Кто-то становится патриотом родного края, и Россия для него — лишь малая родина. Нынешнее государство эти поиски не приветствует: Россия для тебя должна быть такой, как говорят сверху, но всё подавить никогда не получается.

Люди, принадлежащие к элите, тоже ищут. Если они не совсем идиоты, а таких там мало, то они понимают, что представление, что сначала был хаос, а потом явился Путин, Россию не исчерпывает. Им тоже важно понять, «почему» и «куда».

Похоже, что для многих из них эманацией России является Сталин — стремление не к справедливости, которое общественным сознанием совершенно ошибочно приписывалось Ленину, а к порядку и величию. Их поиски и устремления важны — по ним видно, какую участь они готовят стране и всем нам.

Наиболее информативны здесь не скучные доклады и даже не экстравагантные заявления политиков или штатных сумасшедших из телевизора, а публичные действия деятелей второго ряда, пытающихся прорваться в ряд первый. Только что всеобщий восторг вызвал ролик, размещенный врио губернатора Вологодской области Филимоновым (за что этому прекрасному городу такое наказание?), который познакомил человечество с интерьером своей приемной. Там, помимо мини-гарема из трех как будто бы неожиданно для самого Филимонова появившихся секретарш, портреты и бюсты — Сталина, Берии, Дзержинского и даже картина, где сам Сталин пожимает руку Филимонову, благословляя его на великие дела.

Не останавливаясь на том очевидном обстоятельстве, что выбранные врио губернатора герои являются величайшими злодеями, хочу обратить ваше внимание на то, что отметились эти товарищи не только масштабным кровопролитием, но и тем, что страну они не объединяли, а наоборот, разъединяли. Они назначали врагов и убивали их якобы во благо тех, кому врагами предстояло стать завтра. Желаемое будущее, по Филимонову, — и если бы только по нему! — это не единый народ единой страны, а перманентная гражданская война.

Не хочется завершать на печальной ноте: всё-таки нам есть на что опереться. За нами и Пушкин, и Сахаров, и великие реформы. Но обрести страну будет, наверное, еще труднее, чем построить на руинах, которые останутся после этой власти, нормальное государство.