Двадцать пять дней тюрьмы — за каждую букву

За два дня до наступления моего дня рождения Родина решила поздравить меня — чтобы я не думал, что она обо мне забыла. Помнит! Теперь я уже совершенно официально уголовник. За распространение клеветы и прочего — восемь с половиной лет, 3 106 дней. Восемь с половиной, Феллини!

За два текста, которые я, «реализуя свой преступный замысел» (это цитата из обвинительного заключения), опубликовал в апреле 2022 года, я был сначала заочно арестован, потом в мае 2023 года объявлен в федеральный розыск, а в феврале 2024-го — в международный. Я при этом не скрывался, а наоборот: сообщал органам, где я и как со мной связаться.

Следствие продлевали: дело серьезное, потому и в сроки с первого раза не уложились.

Свидетели преступления: сотрудник охранки и два клоуна, один из них со всероссийской известностью, Гоша Тарасевич, — тот, который СЕРБ, зеленка и всё прочее (хреново у них с кадрами, приходится всё время дергать всё тех же). Показания свидетелей написаны под копирку.

А вот и само преступление — текст, опубликованный 3 апреля 2022 года: «Буча резко повышает вероятность ядерной войны — и теперь не уйти без трибунала», — в этом тексте 62 буквы, 10 слов.

Был еще один, тоже очень коротенький. Получается, что за каждое слово из этих двух постов мне дали по 155 дней тюрьмы, а за каждую букву — по двадцать пять. Воистину, мы литературоцентричная страна. Где еще так ценят Слово? Правда, здесь надо ссылаться на Мандельштама. 

Я не понимаю, почему следователи так халатно отнеслись к поручению, почему они выбрали совершенно вегетарианские посты? Писал я тогда каждый день и очень резко, слов не выбирал. В начале марта 2022-го вышел на одиночный пикет с плакатом: «Нет войне, Путина в отставку!» — фотография с этого пикета до сих пор висит у меня и в фейсбуке, и в твиттере. По-видимому, то, что меня надо судить, и то, по какой статье и сколько дать, было определено заранее (и не судом, конечно, а теми, кто дает команды суду), поэтому прокуратура просто взяла два случайных текста. Могли взять и любые другие.

Если бы я был в России, то вышел бы к новому 2033 году, в 82 с половиной года. Но не вышел бы: я не жалуюсь на здоровье, но в моем возрасте в тюрьме столько не живут — это пожизненный срок. Правда, и преступление серьезное. Осудили за то, что (еще одна цитата из обвинительного заключения): «Действия руководства страны и Вооруженных сил РФ в период проведения специальной военной операции представлены как приведшие к большому количеств жертв среди мирного населения Украины». Клевета же, не поспоришь! За такое можно было бы и больше дать.

Но, может, еще и дадут. Особенность ситуации для врагов системы — в том, что никакой приговор и никакое решение не являются окончательными. Допустим, вас оштрафовали. Вы заплатили штраф, а значит, вам больше ничего не угрожает? Или вы отсидели и вышли. Всё, свобода? Нет, они могут найти любой ваш текст (сроки давности не действуют, так как всё, опубликованное в интернете, даже ими самими от вашего имени, называется продолжающимся преступлением) и начать всё заново.

С одной стороны, можно сказать: «А и хрен с вами! Меня не достанете (Европа пока не выдает), а свои приговоры можете себе засунуть». Но есть два обстоятельства.

Во-первых, в России у меня остались близкие люди, друзья. Большинству из них уже поздно менять страну и начинать новую жизнь — я бы тоже этого не сделал, но выхода не было. Так вот, они в России, а я не знаю, можно ли им звонить? У вас есть уверенность, что через пару месяцев человек, которому позвонил такой, как я, не будет обвинен в шпионаже, измене Родине и так далее? Сколько раз я уже не позвонил и не отправил письма тем, с кем раньше общался постоянно.

А во-вторых, не знаю, как вам, а мне сложно примириться с новой реальностью, окончательно принять весь этот кошмар. Умом всё понимаю, а эмоционально принять не могу. И войну не могу принять, и ежедневные бомбежки Украины — ну чем она вам помешала! — и торжествующее жлобство. 

И это наша страна! Та, где любимые города (для меня — Питер, для кого-то — другие), та, где говорят по-русски, та, где Сахаров, Пушкин, та, где Великие реформы Александра, где Гагарин, где победа над Гитлером. Нельзя с этим смириться, нельзя этого принять. И нет у нас выхода, кроме как продолжать делать то, что делали, то, за что они нас судят.