«За нашим домом — братская могила»

История первая

«Российский танк остановился прямо напротив окна и направил на нас дуло»

Виктория Друзенко, юрист

24-го утром мы проснулись от взрывов на аэродроме Гостомеля — это в пяти километрах. Друзья оттуда нам даже видео прислали, как высаживается российский десант. Просто не могли в это поверить, и первые два дня были дезориентированы.

«Мы уже были отрезаны»

Когда опомнились, увидели, что бензина в баке мало, непонятно, хватит ли даже до Киева. Сирены не включали, пришлось по собаке ориентироваться — она чувствовала тревогу, поднимала уши, замирала, и шерсть у нее на холке топорщилась. На третий день мы уже были отрезаны, в магазинах — пусто, ели мацу с прошлого года.

Дети боялись взрывов, поэтому оборудовали спальные места в подвале. Несколько семей там жили как сельди в бочке: все с детьми. В первые дни я согласилась волонтерить на горячей линии, в перебежках между подвалом и квартирой днем и ночью отвечала на звонки. «Мама, как ты можешь — спасаешь других, а мы?» — жаловалась 14-летняя дочка.

На третий день начались проблемы со связью и интернетом, разбили водонапорную башню — исчезла вода, свет, а чуть позже и газ. Чтобы сообщить родственникам, что живы, приходилось подниматься на чердак девятиэтажки. После первой несостоявшейся эвакуации вылезла туда — за окнами взрывы, где-то рядом стреляют, и вдруг неожиданно вбегает человек и наставляет на меня оружие. Я разглядела соседа и успела крикнуть: «Свои!»

«По окнам дали автоматную очередь»

В конце первой недели ВСУ разбили колонну россиян на Вокзальной — от боев всё дрожало даже у нас в подвале. И на этом фоне соседи постоянно рассказывали, что их друзья или родственники были убиты при попытке покинуть город, и их тела невозможно забрать. Так и лежали — в машинах, на улицах…

Когда вражеская колонна проезжала мимо нашего дома, один из жильцов бросил из своего окна коктейль Молотова и выкрикнул: «Слава Украине!». И по окнам дали автоматную очередь. 

Тогда один из российских танков остановился прямо напротив окна нашей квартиры, направив дуло в нашу сторону. Когда отъехал, на газоне остались валяться бутылки из-под дорогого виски с чипсами, украденными из магазина. Мы на втором этаже жили, всё прекрасно видно.

Пока был газ, иногда забегала из подвала в квартиру — детям что-то приготовить, а потом уже только на улице в бочках или на костре под канонаду. В минуты затишья мужчины ломали заборы, тащили доски со стройки, разводили костры прямо в арке дома. Вход взорван, вода с потолка течет, света нет.

В первую неделю дети не выходили из подвала — очень им страшно было. А когда стало совсем холодно, мы — несколько семей — перебрались в маленький тамбур между квартирами. Тесно, зато тепло.

Тогда же наши места в подвале заняли беженцы из Ворзеля и Гостомеля, потерявшие свои дома. Ключи передавали из рук в руки, перед эвакуацией мы сделали в подвале запас воды, пока она не пропала окончательно, еду какую-то сухую оставили, консервы.

«Три женщины, трое детей и муж за рулем»

Машины скорой помощи русские расстреливали, волонтеров, которые пытались провезти гуманитарку, убили. Хотя всё зависело от конкретного подразделения. В других районах — на Стеклозаводской, Яблонской — стояли кадыровцы: рассказывали, что они могли расстреливать в упор. А в центре в основном юнцы были.

Наша многоэтажка стоит рядом с мэрией, но были изначально отрезанные районы, куда не могли добраться волонтеры: ни лекарства доставить, ни людей эвакуировать. В общем, пришли 9 марта к мэрии — на точку эвакуации. Холодно, снег идет, взрывы слышны недалеко, снаряд попадает в дом на Киево-Мироцкой, а мы стоим, ждем… Мимо проезжает рашистская БМП, сверху — человек восемь с автоматами наизготовку, на плечах гранатометы, один со снайперской винтовкой следит за крышами. Все молодые, лет 18–20. 

Отдельно стояла колонна частных машин, которая готовилась следовать за автобусами — им тоже не разрешили, хотя коридор был согласован на государственном уровне. Но кто-то психанул — поехал первым, и за ним остальные. Мы тогда не решились, но на следующий день сформировалась такая же колонна — с белыми повязками, наклейками «Дети» на окнах. Каждый пытался взять в машину максимальное количество пассажиров — например, мы ехали с семьей, с которой ютились в тамбуре: три женщины, трое детей и муж за рулем. Тогда же, 10 марта, пропустили первых 50 автобусов с детьми, женщинами и инвалидами.

У выезжавших 9-го русские забирали телефоны или ломали симки. Но мы нашли старые мобилки и оставили их на виду, а новые спрятали в машине под коврики.

«Увидели выгоревшую машину с надписью “Дети”»

Я хотела делать фото, на меня все накричали, мол, если найдут — могут убить. По обе стороны дороги — разрушенные дома, неразорвавшиеся снаряды, у «Эпицентра» — расстрелянная машина с мертвыми телами внутри, я даже цвет волос женщины разглядела — рыжие. Повернув в сторону Ворзеля, увидели выгоревшую машину c белыми тряпками и надписью «Дети». Подумали: сколько таких машин встретим по дороге и не окажемся ли в их числе. У моей подруги есть дочь — ее одноклассницу с семьей… в такой же легковушке. Родители выжили, девочка — нет.

Маршрут был строго прописан: из Бучи в сторону Ворзеля, через русские блокпосты. По дороге шли колонны российской техники, море танков и БМП, да и в каждом дворе в частном секторе их машины стояли.

Топлива нам хватило ровно до первой киевской заправки, очень боялись, что остановимся посреди дороги. Родственники советовали отдышаться, помыться, ведь без воды столько дней — по подвалам да тамбурам. Но решили, что отмоемся уже во Львове. Там переночевали, в Варшаве прошли консульскую проверку и прилетели в Израиль.

Что осталось позади? За нашим домом — братская могила, где просто в мешках 11 марта 2022 года захоронили 76 погибших, — тогда русские впервые разрешили собрать тела, лежавшие на улицах. Потом хоронили еще, и это не считая тех, кого закопали во дворах, на огородах и клумбах. А сколько тел лежало в подвалах и гаражах в других районах: на Яблонской, у стекольного завода… Плюс целый сектор безымянных могил на кладбище, где лежат люди, которых так и не удалось идентифицировать…

Погиб молодой вожатый, который возил наших детей в лагеря, — Артур Руденко. После освобождения его тело нашли в братской могиле в Мироцком. Еще одна погибшая знакомая — Жанна Каменева. Я часто приходила в ее магазинчик за овощами, фруктами, молоком. Нашли ее выгоревший автомобиль — долго искали, поскольку он был синего цвета, а стал пепельным из-за огня. 

«От дяди моей подруги почти ничего не осталось»

Моя коллега — Маргарита Чекмарева — с мужем и двумя детьми пыталась в начале марта выехать на машине, и была расстреляна российским БТР. Маргарита с детьми погибла на месте, а мужа выбросило в кювет и оторвало ногу, но он выжил и давал свидетельства. Соседей наших друзей расстреляли на пересечении Киево-Мироцкой и Вокзальной — тела их остались в машине.

От дяди моей подруги почти ничего не осталось — не знаю, чем они стреляли по верхним этажам, но его останки соскребали со стен. Словно и не было человека.

Мама сотрудника моего мужа умерла, сидя в погребе, — прямо во дворе похоронили.

Есть пропавшие без вести — семья одноклассника моей старшей дочери, например. Родителей мальчика, который ходил в детский сад с моей младшей дочерью, тоже не могли найти. И еще очень много пропавших, которых я знала визуально, встречая в магазинах, поликлинике…

В нашем городе можно собрать свидетельства куда страшнее. Знаю человека, который остался и стариков умерших в огородах хоронил.

В России всё это по-другому воспринимается. Была подруга из Санкт-Петербурга, года за три до войны гостившая у меня в Буче. Когда я сообщила, что погиб ее бывший муж, она поблагодарила, но добавила: «Вика, не обижайся, но, к сожалению, скоро такого государства, как Украина, не будет на карте».

«А правда, что всё это в Буче — инсценировка?»

Мы снимаем квартиру в Иерусалиме, девочки учатся в школе НААЛЕ — здесь дети из всех стран СНГ. Тема войны в школе Хават а-Ноар — табу, хотя дети между собой всё равно ее обсуждают. Интересно, что много ребят из России поддерживают Украину, держат дома украинский флаг, некоторые ходят на проукраинские митинги.

Недавно была в театре, разговорилась с пожилой женщиной в антракте, она давно приехала из России. «А правда, — спрашивает, — что всё это в Буче — инсценировка?». Я не пыталась ее в чём-то переубедить, сказала только, что у меня в телефоне полно таких «инсценировок». И расстрелянные окна, и видео, как мы ночью кипятим чайник на фоне обстрелов. Она так прониклась, что после спектакля говорит, мол, в этом месяце еще не давала цдаку (помощь нуждающимся, которую нужно оказывать, согласно одной из важнейших заповедей Торы. — Прим. ред.) — хочу отдать ее вам. Очень неловко было, но неудобно и отказаться, просто так неожиданно.

В нашем ульпане (школа для изучения иврита. — Прим. ред.) есть репатрианты из РФ, поддерживающие Украину, хотя считают Россию родиной. Мы так подружились с молодой парой из Москвы; у них уже виза на ПМЖ стояла, летом собирались приезжать, но когда 24 февраля началась война — тут же улетели, не могли больше оставаться в России.

История вторая

«Взяла документы, две ночнушки и вышиванку»

Наталья Безрукова, педагог

Когда 22 февраля 2022 года Путин признал ЛДНР, я поняла, что мы на грани больших событий. А 24-го проснулась примерно в 5 утра от взрывов. Недалеко от нас Гостомель, где родилась бабушка, в молодости она ходила туда пешком — это совсем рядом. (Сейчас в Гостомеле находится военный аэродром и аэродром завода Антонова. — Прим. ред.).

«У меня окно выходит на дорогу, и буквально в трех метрах стояли танки»

В 10 утра у меня должен был быть урок — я преподаватель английского. Но перед занятием мама ученика написала: «Егор сегодня не придет». Позвонила подружка из Хадеры (город в Израиле. — Прим. ред.). «Как дела, спрашивает?» Я отвечаю: «Бомбят». Часа в два снова звонит, я: «Бомбят, мы боремся». «Я думала, вы уже сдались», — говорит она. «И не надейся», — отвечаю.

Но взрывы становились всё громче и ближе. Правда, пока была вода, газ, свет, тепло и интернет — всё воспринималось как в театре. Ну, стреляют, ну, летают ракеты, ну, лопнуло стекло в спальне. Ну, танки под окнами катаются с орками… У меня одно окно в хрущевке выходит на дорогу, и буквально в трех метрах стояли танки — одни с буквой V, другие с Z. Их штаб был в 10 метрах от моего дома.

Как выживали? Дня за 3–4 до начала войны у меня был закупочный день — накупила и мяса, и сыра, много всего. И знаете, ничего не хотелось. Воду грели на костре во дворе. Просто пила кипяток, а есть не могла. Но соседи бросали картошку, морковку, лучок мелко резали, чтобы быстренько сварилось. Всё это кипело минут 15 на костре, после чего варево заносили в дом и ели.

Три недели почти не пила, не ела, и не ходила в туалет, извините за подробности. Все жизненные процессы затормозились, а мне 67 лет. Ноги отучились ходить, на второй этаж поднималась, как на Эверест. Было очень тяжело.

Из нашего подъезда остались алкоголик на первом этаже да наркоман на втором. И надо мной пенсионерка с собачкой. Сосед из второго парадного — 42 года, кандидат наук — рубил дрова. Я ему сказала: «Василий, вы с мамой будете уезжать, ты меня предупреди».

«Шо, хлопцы, воды захотели?»

Лично я с российскими солдатами не соприкасалась, иначе, боюсь, с вами бы не говорила. Я человек многословный, эмоциональный, всё бы выпалила в лицо. К одной моей подруге они зашли — вдесятером. Спросила их, откуда. Из Тамбова, говорят. По ее словам, хорошо экипированы, движения точные. Проверили документы, забрали телефон и один заявляет: «На ваших глазах ломаю сим-карту и возвращаю телефон». Да кто ты такой, чтобы в моем доме брать мои вещи?! Я бы, конечно, не смолчала…

Люди, когда за водой ходили, у колодца сталкивались с этими орками, а по мне, так урками. И Вася однажды у них спрашивает: «Шо, хлопцы, воды захотели?»

— Ну, нам же тоже пить надо.

— А вы откуда?

— Мы из Курска. Что там на переговорах решили?

— Да пока ничего…

— Вот черт, придется еще тут сидеть.

— Домой хотите?

— Конечно, хотим, хоть прямо сейчас.

Мотивация та еще, не понимают, зачем приехали, как нас денацифицировать. Президента-еврея выбрали, а их ракеты в Бабий Яр падают.

Через мою пятиэтажку летали ракеты, а когда горели танки, дым шел черным столбом, и мы долго не могли понять, что это. Русские начинали в семь утра и заканчивали к пяти вечера. В Буче были очень красивые дома, новостройки — они расстреливали их из гранатометов, квартиры просто выгорали изнутри.

27 февраля на Вокзальной насчитали 47 подбитых танков. Мне показывали фото тех, кто там остался лежать, — молодые. За что они сложили голову...

«Стреляли без разбора»

Когда Вася пришел и говорит «мы уезжаем, больше автобусов не будет», я испугалась, взяла документы, две ночнушки и вышиванку. Квартиру закрыла и побежала.

Выезжали из Бучи 13 марта, около Ворзеля — мы в детстве тоже туда пешком ходили — по обе стороны дороги видели трупы. И водитель говорит, мол, вчера еще просто лежали, а сегодня накрыли, чтобы собаки не растащили. В самой Буче, в 200 метрах от горисполкома, лежало тело убитого человека. Я боялась выходить, ведь если увижу их, то на лице будет написано всё, что о них думаю. Они брата моего одноклассника расстреляли. Он был года на три-четыре нас старше, то есть за 70. Шел в 8 утра, пожилой, без оружия. Взяли и застрелили. Пуля в голову — прицельно. Несколько дней искали, никто не знал, что с ним случилось, потом внук нашел.

Как выбиралась? Много блокпостов было, но я их не фотографировала. Снимала только разбитые танки и сожженные дома. Говорят, у некоторых телефоны проверяли, но я свой спрятала в рукав.

Ехала через всю Западную Украину, все не знали, чем нас ублажить: может, чаю, может, поесть? Вещей хватает? Детям вообще звездочку с неба готовы были достать. Доехали до Ровно, а потом на польскую границу. На польской стороне девочка-волонтер завела меня в палатку, там стояли множество столов и на каждом — тюльпаны в вазочках. Стали мне всё наперебой предлагать, да ничего не хочу, говорю, только чай. И пока я пила чай, прибежал полицейский, говорит: пошли, пани. И меня отправили в Грубешов на служебном бусике. А уже оттуда нас привезли в Варшаву, в отель, снятый ЕА «Сохнут». Репатриировалась в Израиль, обживаюсь, у меня здесь дочь 25 лет живет, трое внуков уже.

«Путин придумал эту проблему»

Кто притеснял евреев в Украине? Моя бабушка по папе — еврейка по фамилии Ремез. Ее все обожали, а когда умерла, вся Буча за ней шла. И папу моего так хоронили (он до Берлина дошел), и маму — учительницу русского языка. Я окончила университет, преподавала английский язык.

Дедушку расстреляли нацисты прямо в Буче, два года городок был под ними. Но мы и сегодня знаем, что нас рано или поздно освободят (интервью взято как раз в день освобождения, о чём Наталья еще не знала. — Прим. ред.).

Путин придумал эту проблему и принялся ее таким образом решать, Б-г ему судья. А что народ? В России живут родственники мужа, приютившие нас после Чернобыля в 1986-м. Незадолго до войны они нас с дочкой заблокировали. «Вы же донецких били, люди хотели говорить по-русски, вас Ленин создал» и тому подобное. Ваши скрепы, — говорю я, — это расстрел царской семьи, Голодомор, ГУЛАГ. Мы туда не хотим, и в таежный союз тоже не хотим. А мне отвечают, мол, вы с Западом дружите. Дружим. А они хают Запад на каждом шагу, но телевизор у них импортный, машины импортные, лекарства. Эта родственница — генерал юстиции, много лет работала судьей. Бросила трубку и меня заблокировала. Видно, очень боится потерять пенсию свою генеральскую…

История третья

«В нашем доме штангой из спортзала русские выбили двери во всех квартирах»

Наталья Шварц, товаровед

24 февраля в 4.40 утра позвонила соседка, сказала: «Наташа, нас бомбят». Мы с мужем вскочили — страшно, конечно, но не впервой. Мы это уже проходили, сами из Донецка, а в Буче живем с 2017 года.

«2 марта прилетел снаряд в торец подъезда»

23-го вечером муж как раз отвез машину в ремонт, обещали сделать за неделю. А на следующий день в 6 утра мастер звонит — забирайте, война.

Соседи по нашему жилому комплексу часов в семь утра стали спускаться с детьми, с чемоданами, сразу огромные очереди на заправках. Просто кошмар, все бегут… ЖК Rich Town, где мы снимали квартиру, расположен прямо на границе с Гостомелем — там сразу начали бомбить аэропорт Антонова. От нас это примерно пять километров.

У нас взрывы начались после 9 утра. Первые два-три дня были сильные обстрелы, а потом самолеты бомбили, летали вертолеты. Те, кто не успел выехать сразу, уже почти не пытались — очень опасно, машины расстреливали. Все спускались в подвал. 

До 1 марта еще был свет, вода и газ, а 2-го прилетел снаряд в торец подъезда, перебив газопровод, — русские уже заняли часть города. Мужчины быстренько сообразили, мангалы повытаскивали во двор, из заброшенного дома печечку вынесли из летней кухни. И с утра все шли — с чайником, с котелком, с кастрюлькой: воду вскипятить, кашу кипятком залить, макароны, чай сделать. Потом и воду отключили. С едой было терпимо, поскольку выехавшие соседи оставляли ключи и разрешали брать запасы. Консервация, картошка оставались. А вот с лекарствами проблема — аптека в нашем ЖК закрылась еще в феврале, до 1 марта работала одна точка в центре, туда огромная очередь стояла.

А потом русские зашли, и вообще на улицу нельзя было выйти, потому что стреляли без остановки. Даже свечку не зажигали, говорили, что могут целиться на огонь. Как солнце зайдет — сиди до утра.

«8 марта человек 20 солдат пришли, все в черном»

Один-единственный раз мы с ними пересекались — 8 марта человек 20 солдат пришли, все в черном и в полной экипировке, с оружием, гранатометы в руках несли. Зашли к нам в комплекс, покрутились, и хотели занять 3–4 этаж, чтобы отстреливаться. Очень выгодное у нас расположение — с одной стороны Гостомель, с другой — Ирпень, а сзади — Буча. А они ж Киев пытались взять, поэтому все три направления — стратегические.

В общем, шли сильные бои, и они прямо подошли с картой — вот, хотим тут у вас расположиться. А сосед один сообразил, говорит, посмотрите на дом — он у нас кирпичный и обшит пенопластом, если вам в ответ прилетит, рассыплется как карточный домик. И вас же под собой похоронит. Они покрутились-покрутились и ушли.

У нас никто не погиб, а коллега, с которой работали в одном отделе, в Ирпене жила — буквально в полутора километрах от нас. Квартира у них на 7 этаже была, она с ребенком эвакуировалась, муж ушел в тероборону, остался дедушка 72-х лет. И прилетело — прямое попадание в одну из комнат, начался пожар, он пытался спастись, начал плести какие-то простыни, но запутался и выпал — разбился насмерть.

Мы пытались выехать по зеленому коридору 9 марта — шли через всю Бучу пешком с чемоданами к горсовету, везде стояли танки, БМП. Весь город пришел к 11:00, как и было объявлено. Сказали, что когда все сядут, можно будет двигаться за колонной на частных машинах. Но для нас это не вариант — когда был прилет, высыпалось заднее стекло. Да и бензина не было. Поэтому мы простояли два часа, очень холодно, уже думали возвращаться, но какие-то ребята, увидев, что мы бредем обратно с чемоданами, предложили нас вывезти.

С часа дня ждали разрешения на отправку автобусов, но их не пропустили, и на свой страх и риск двинулась огромная колонна частных машин — наверное, больше 500. Примерно в 16:30 мы выехали и в 2:30 ночи въехали в Киев. Раньше на этот путь уходило до получаса.

«Фирму, в которой я работала, разбомбили»

Напротив нас «Эпицентр» был — видели там много расстрелянных авто с погибшими, некоторые возле машин лежали, прямо семьями. А где-то в салоне сидели убитые. Это те, кто пытался выехать самостоятельно, — их просто расстреливали.

В Киеве переночевали в гостинице, и утром ребята подхватили нас до Хмельницкого — двое суток добирались, много блокпостов, бензина нет. Из Хмельницкого — во Львов, а оттуда в Дубляны.

Фирму, в которой я работала в Буче, разбомбили, она сгорела дотла — склады наши, транспорт, всё… Одни руины остались. Говорили с девушкой-соседкой, которая никуда не выезжала. Когда шли сильные бои в Ирпене, русские там отстреливались, потом возвращались и у нас на комплексе «отстаивались» — это их выражение. А потом вот что придумали. У нас есть спортзал при ЖК — они оттуда вынесли штангу, стали ходить по подъездам и выбивать двери во всех квартирах. Иногда получалось, а когда нет, пробивали возле двери дырку и вынимали замок. В общем, вскрыли всё. У нас два семиэтажных дома на комплексе и четыре восьмиэтажных. Всё, что понравилось им, оттуда вынесли. Всё переворачивали, грабили.

А 22 марта русские заехали к нам в комплекс и стали жить. Соседи описывают как семь дней ада. На последние этажи поднимались и стреляли. Все подвалы были завалены ящиками с оружием. Бедные люди не выходили вообще никуда, а русские вели из окон огонь. Отобрали у всех телефоны и разбили. Хотя связи и так не было.

«Два телевизора расстреляли — на кухне и в комнате»

31 марта они быстро собрались, всё побросали и в течение двух часов выехали. Соседи стали потихоньку выходить, растяжек боялись. Потом стали заходить в квартиры и делать маленькие видео. И нашу квартиру сняли, есть видео подъезда с выбитыми дверями. У нас по мелочам взяли — обувь мужа, часы наручные, навигатор, фонарик, электродрель. Но, падлюки, два телевизора расстреляли — на кухне и в комнате. Всё перевернуто вверх дном, в туалете нагажено. У других соседей ноутбуки, планшеты стянули, даже детскую мебель вывозили. Прямо КАМАЗ подогнали и то, что приглянулось, в него сносили.

Ребята, которые нам помогли эвакуироваться, тоже связь с соседями поддерживают. Тем рассказали, что по частному сектору танк ехал, за ним — грузовик, и они буквально в каждый двор заезжали, дверь выламывали и всё выносили.