Сюжеты · Политика

«Если хочешь честные выборы, уходи прямо сейчас» 

Истории наблюдателей из Москвы, Краснодара и Нижнего Новгорода — о полицейском насилии и вбросах во время голосования

Наталья Глухова, специально для «Новой газеты Европа»
Софья Каневская, специально для «Новой газеты Европа»

Члены участковой избирательной комиссии производят подсчет голосов, Москва, 17 марта 2024 года. Фото: Юрий Грипас/ Abaca Press / ddp images / Vida Press

Прошедшая кампания по выбору президента России стала самой закрытой и неконкурентной за всю современную историю страны. Получать хоть какую-то информацию с участков и документировать нарушения помогали наблюдатели. Несмотря на то, что возможности для контроля за выборами со стороны граждан серьезно сократились, наблюдателям удавалось предотвращать фальсификации и вбросы или хотя бы просто фиксировать их — но огромной ценой. Их запугивали, не давали снимать нарушения, против них применяли физическую силу.

«Новая-Европа» поговорила с наблюдателями из Москвы, Краснодара и Нижнего Новгорода об их опыте работы.

Москва: члены комиссии дважды пересчитывали бюллетени и приписали Путину 200 голосов

— Я наблюдала на участке в Москве в районе метро «Аэропорт». И это участок, на котором нарисовали итоговый протокол.

Так как не все кандидаты в президенты направляли наблюдателей, было непонятно, к кому обращаться, чтобы следить за голосованием. Но благодаря моим активистским связям мне удалось зарегистрироваться наблюдателем от КПРФ. Насколько я знаю, так поступали многие, в том числе и люди из штаба Бориса Надеждина.

В первый же день, в пять утра 15 марта, нам разослали сообщения о том, что мы попали в некие «списки участников акции» и что КПРФ на фоне этого собирается снимать наблюдателей с участков. Мы думаем, что в эти списки попали люди, которые ранее светились на протестных акциях — меня, например, несколько раз на них задерживали. Из-за этого добираться до моего участка пришлось конспиративно: дворами, закоулками, не заходя в метро. В итоге наши координаторы в ТИКе нас отстояли, поэтому нас не сняли с наблюдения.

Я наблюдала все три дня: в пятницу и субботу — от начала до самого конца. В воскресенье с утра наблюдала моя напарница, потому что я пошла на свой «родной» участок на акцию «Полдень против Путина». Но я вернулась обратно наблюдать уже ближе к подсчету голосов.

В течение первых двух дней у нас установились хорошие отношения с комиссией. С нами были и наблюдатели от Общественной палаты. Члены УИК всеми силами пытались демонстрировать, что они соблюдают все правила и процедуры, таким образом, наверное, желая втереться в доверие. Проблемы возникли на третий день, когда начался подсчет голосов. После закрытия участка началась сортировка бюллетеней, и члены комиссии проводили сортировку не по установленной процедуре. Необходимо, чтобы член комиссии озвучивал отметку, сделанную в каждом бюллетене, и показывал это наблюдателям, чтобы мы видели эти листы, а потом складывал их по стопкам. У нас происходило не так: сразу несколько членов комиссии начали раскладывать бюллетени по разным стопкам, и мы не успевали следить за тем, чтобы они оказывались в нужных. Потом сразу несколько человек подсчитали количество бюллетеней в стопках и озвучили цифры, которые у них получились.

Я им сказала, что подсчет был проведен не по правилам и что необходимо сделать всё в соответствии с законом, иначе это будет нарушением. В этот момент председателю комиссии поступил звонок от кого-то, члены комиссии разбежались по разным углам. Бюллетени остались лежать на столах, и мы с моей напарницей следили, чтобы их никто никуда не перетащил. 

Избирательный участок в Москве, 17 марта 2024 года. Фото: Сергей Ильницкий / EPA-EFE

Затем наблюдательница от Общественной палаты, которая, кстати, абсолютно открыто и не стесняясь рассказывала о том, как делала вбросы на прошлых выборах, заявила, что ей позвонила некая Елена Викторовна (мы не знаем точно, кто это, но предполагаем, что это наблюдатель от Общественной палаты в ТИКе) и сказала, что кандидату Путину не хватает несколько процентов на нашем участке. Мы не поняли, что это было, и когда спросили, что это значит, наблюдатель ответила, что эта Елена Викторовна «всезнающая и всевидящая» и что если она так сказала, значит так надо. 

Мы начали поднимать тревогу, потому что 

происходило что-то совершенно непонятное: пытались выяснить, что происходит, и как мы можем повлиять на ситуацию, вооружились статьями из ФЗ об избирательном праве,

готовились требовать пересчета и писать жалобы, выясняли, что происходит на соседних участках. Председатель комиссии был напуган после звонков из ТИКа, когда им сообщили, что у них не сходятся какие-то цифры. Все ходили с трясущимися коленками и очень много курили.

Председатель вывел меня на улицу, и, так как у нас в предыдущие дни сложились нормальные отношения, я попыталась ему по-человечески объяснить, что нужно действовать по процедуре в соответствии с законом и пересчитать голоса. Мы договорились, что мы всё будем фиксировать на камеру.

Мы вернулись обратно на избирательный участок, и члены комиссии начали сортировать бюллетени абсолютно не так, как нужно: они собрались вокруг столов и начали в хаотичном порядке перекидывать их из одной точки в другую. Мы не видели, какие бюллетени в какие пачки уходят. Всё происходило очень сумбурно, в спешке, и мы не видели, какие отметки стояли в бюллетене. Нас постоянно отгоняли от столов на полтора метра. 

Я в этот момент вышла писать жалобу в ТИК, моя коллега продолжила наблюдать за сортировкой. После подсчета нам не огласили итоговые результаты. Затем они снова куда-то разошлись на полчаса. В какой-то момент председатель вернулся и нарисовал на большой бумажке результаты, которые почему-то совершенно не совпадали с теми, которые мы видели при первом подсчете. Путину они пририсовали более 200 голосов (изначально было 411, стало 618), а всем остальным кандидатам они просто срезали все голоса вдвое («Новая-Европа» ознакомилась с протоколом. — Прим. ред.). В итоге все жалобы наблюдателей были отклонены.

Голосование на избирательном участке в Москве, 17 марта 2024 года. Фото: Сергей Ильницкий / EPA-EFE

Краснодар: полицейские силой выгнали за пределы участка независимую наблюдательницу, обнаружившую вброс

— Стать наблюдателем было достаточно легко. Я увидела пост у Бориса Надеждина, подала заявку. Я не думала, что меня возьмут, потому что у меня не было до этого опыта. Но мне позвонили из КПРФ Краснодара и пригласили на тренинги, где рассказали правила работы. В первый день нарушений не было — во многом потому, что я сразу начала совать свой нос везде, всё снимать и фотографировать, документы запрашивать. 

На следующий день я начала писать жалобы, потому что они запретили мне перемещаться по участку и снимать. Но я сопротивлялась, всё равно ходила и фиксировала процесс. Кроме меня было еще шесть наблюдателей, которые оказались знакомыми членов комиссии, и полицейские, поэтому у меня было ощущение гнетущего одиночества. Чуть позже в субботу ко мне присоединилась моя подруга.

В один момент ко мне подошел член УИК и пригрозил, что подаст на меня в суд и выгонит с участка. В какой-то момент председатель пригласила меня на улицу поговорить. Она спросила меня, за деньги я наблюдаю или по идейным соображениям? Я говорю, что по идейным соображениям и что мне нужны честные выборы. Она ответила: «Если ты хочешь честные выборы, то уходи прямо сейчас». Я сказала, что не уйду, и меня спросили, может, я хочу заработать? Я сглупила и не спросила, сколько денег, сразу отказалась. После этого председатель разрешила мне остаться, но при условии, что я не буду «так тщательно» следить.

Я вернулась на участок, и в один момент моя подруга и я слышим глухой стук в урне, как будто туда упала пачка. Мы сразу подошли к урне, увидели эту стопку и зафиксировали это. Мне не дали снимать процесс выгрузки бюллетеней, и я предполагаю, что именно в этот момент члены комиссии могли что-то вкинуть, потому что мы считали каждого человека, пришедшего голосовать во второй день, и у нас получилось 316, а в протоколе оказалось написано 373.

В последний день нам не разрешили установить штатив, чтобы снимать урну. В какой-то момент ко мне подошли три неустановленных лица и начали со мной конфликтовать. 

Один из них сел рядом со мной на стул и загородил мне обзор. Я встала и отошла без телефона, ничего не снимая. Затем ко мне подошел другой человек вместе с сотрудником полиции и сказал, что мне надо выйти из участка.

Я ответила, что никуда не пойду, но он схватил меня буквально на руки, несмотря на мои требования не трогать меня. Я пыталась вырваться, упиралась ногами в дверь, и мне удалось освободить руки, но он снова меня схватил и начал волочить по полу, хватая за одежду. Это всё так бесчеловечно! В итоге мы оказались за пределами участка, и этот человек начал говорить, что я неадекватная, якобы под наркотиками, устраиваю балаган и конфликты. 

Меня вывели из помещения, молодой человек куда-то ушел, и я осталась с полицейским. Через несколько минут я вернулась на место и решила написать жалобу на всё, что произошло.

Вечером начался подсчет голосов. Он был абсолютно отвратительный и мерзкий. Нам не разрешали делать ничего — ни снимать, ни вставать, ни перемещаться.

Все урны просто высыпали вместе, и каждый раз, когда было подозрение на что-то нечестное, к столу подходила куча людей и загораживала обзор. По итогу я думаю писать жалобу в Следственный комитет.

Бюллетени в ящике на избирательном участке, Москва, 17 марта 2024 года. Фото: Сергей Ильницкий / EPA-EFE

Нижний Новгород: наблюдательница зафиксировала вброс около 500 голосов за Путина

— Я наблюдала от КПРФ полные дни 17 и 16 марта, 15 марта я пришла буквально на два часа после работы. На моем участке, помимо меня, были еще три наблюдателя: одна женщина из команды Путина и двое людей из Общественной палаты. В процессе голосования ничего такого не происходило, люди спокойно приходили, не было конфликтов и провокаций. На выходе избирателям давали блины. Я тоже их поела. Комиссия старалась себя со мной доброжелательно вести.

У меня записано почти по минутам, сколько человек пришло и сколько из них молодых, взрослых и пенсионеров. Видно, что если на 11:08 было четыре человека, которых я определила как молодежь, то в 11:53 их уже было 19, в 12:02 их было 32, а в 12:49 — уже 41. То есть «Полдень против Путина» правда случился, люди пришли. На 11:53 у меня записана общая явка за день 56 человек, а на 12:42 — 104 человека. 

В какой-то момент к урне подошли двое полицейских. Я видела, как они заглядывали в урну, смотрели на бюллетени, которые упали лицевой стороной кверху. 

При пересчете голосов по процедуре члены комиссии должны достать из сейфа неиспользованные бюллетени и погасить их, то есть отрезать левый нижний угол. У них получилась стопка из 870 неиспользованных бюллетеней. Всего им выдали 1550 бюллетеней.

Когда они вскрывали пакеты, в пакете из урны за первый день, где должно было быть 193 бюллетеня, оказалось 194. Согласно постановлению ЦИК, если в сейф-пакете количество бюллетеней больше, чем в акте, то вся эта стопка аннулируется. По книгам члены комиссии этот расчет не смогли проверить и сказали, что «мы уже никогда не узнаем, сколько на самом деле было человек». Они три раза пересчитали стопку, один бюллетень остался лишним. Председательница комиссии говорит: «Давайте примем коллегиальное решение, что мы с этой стопкой делаем». И предложила признать стопку действительной. Я им говорю: «Я тут сижу и всё вижу, могу написать жалобу». Но на моих глазах вся комиссия поднимает руки за то, чтобы признать стопку действительной. То есть они нарушили постановление ЦИК. В итоге я написала жалобу.

На меня никто не кричал. Члены УИК, конечно, бред говорили, но председательница пыталась спокойно всё решить.

До того как я увидела опубликованные результаты, я считала, что выборы, не считая той ситуации, где они обсчитались на один бюллетень, прошли честно. Но когда я увидела результаты из моего УИКа, оказалось, что вместо 870 неиспользованных бюллетеней написано 370. А Путину добавили как раз 500 голосов. У Даванкова было 85, а стало пять. Слуцкого и Харитонова они не тронули («Новая газета Европа» ознакомилась с копией протокола, в котором указано, что за Даванкова получено 85 бюллетеней, за Путина — 498, за Харитонова — 50, за Слуцкого — 22. В системе ЦИК при этом действительно число голосов за Путина увеличилось до 1078, у Даванкова упало до пяти, а у Харитонова со Слуцким осталось прежним.Прим. ред.).

То есть 500 они просто нарисовали. Я не знаю, каким образом и кто это сфальсифицировал: уехали стопки бюллетеней, где всё было честно, а результаты просто вписали. Причем вбросить физически эти 500 бюллетеней было невозможно, потому что у погашенных бюллетеней отрезаны углы. Я минут 40 ходила по квартире и рыдала, потому что не понимала, как можно так нагло взять и нарисовать 91% за Путина. Я была в шоке. Когда смотришь на эти цифры, перед глазами проносится, как я смотрю эти книги, расписываюсь, явку считаю. И кажется, что всё было зря. Но я понимаю, что наблюдение — это такой опыт, который важно получить. Я вот писала жалобу и добилась решения по жалобе, хоть оно и максимально дурацкое. Но я ссылалась на законы и многому научилась.

Как пишет «Вёрстка» со ссылкой на наблюдателей, подобные различия в протоколах и данных системы ГАС «Выборы» выявлены еще на восьми участках в Нижнем Новгороде. 

Краснодар: наблюдателей словесно и физически запугивали, а несколько недействительных бюллетеней комиссия приписала Путину

— Я была наблюдателем все три дня выборов в Краснодаре. В пятницу прямо утром на участок согнали около 120 избирателей, посланных от начальства. Я слышала поток таких фраз, как «сфотографируйте меня, как я бросаю бюллетень, очень надо для директора, не хочется его подводить», а также «руководитель попросил прислать фото сегодня». 

Члены комиссии несколько раз настойчиво звали меня в столовую и на перекур. Наблюдатели, которые находились чисто для видимости, могли банально спать. Как только председатель и члены комиссии поняли, что мы ведем фото- и видеосъемку нарушений и свободно передвигаемся по помещению, нам стали угрожать, говорили, что напишут на нас жалобу. Меня пытались останавливать не только словесно, но и физически — преграждали путь и расставляли руки, а также не давали подходить к стационарным ящикам. При этом помещение было длинным, а место, отведенное наблюдателям, находилось далеко от стационарных ящиков, и увидеть происходящее возле них было очень сложно. 

К вечеру первого дня нам отказали в просьбе показать книги со списком избирателей. Мы написали жалобу, но ее не стали рассматривать, тянули время, задерживая при этом процесс закрытия участка.

На нас хотели также написать жалобу «о недоверии к комиссии».

В завершающий день голосования председательница преградила мне руками проход к стационарным ящикам и сказала: «Вы хотите подойти к урне, тем самым вы будете мешать избирателям сделать правильный выбор». Хотя в прошлые дни мне удавалось добиться свободного перемещения.

При подсчете голосов члены комиссии нарушали все возможные процедуры и этапность, они мешали видеосъемке, угрожали, выхватывали телефон. Мы не могли увидеть ничего, кроме кучки людей, столпившихся у стола с бюллетенями. Комиссия отказалась назвать количество людей из каждой книги списка избирателей и не дала ознакомиться с ним. Члены УИК поначалу отказались пересчитывать бюллетени из всех сейф-пакетов, но я настояла на подсчете. Весь процесс снимал второй наблюдатель со своего места, а я стояла и проверяла голоса. В итоге несколько голосов, отданных Даванкову, я заметила в стопке с недействительными. На мое замечание мне ответили, что избиратель оставил рядом еще и надпись и что этот бюллетень не засчитывается. Свое мнение комиссия изменила только после того, как я показала им пример бюллетеня и правила заполнения. Также в стопке за Путина я нашла недействительные бюллетени и голоса за Даванкова. Мы всё это передавали на «Карту нарушений», но жалобы на комиссию уже не писали.