Дети из ада

Фестиваль «Чартова дюжина» в Лужниках, 2004 год. На сцене трое музыкантов, голых по пояс. На торсе вокалиста Артура Ацаламова нарисован флаг «Чеченской республики Ичкерия», на гитаристе — флаг Ингушетии, на басисте и барабанщике — флаг России. Артур Ацаламов поет песню «На моей луне», которая в тот момент возглавляла многие российские чарты. Идет вторая чеченская война. На сцене группа «Мертвые дельфины».

Артур совсем недавно уехал беженцем из Грозного, охваченного войной. И он же написал, возможно, главную песню о тех событиях — «Мертвый город» — от лица человека, который был их свидетелем.

Мы дети из ада,
Нам солнца не надо,
Слезами напьемся,
Смеемся.

Нас трогать не надо,
И к вам, как награда,
Наш смех донесется
Из ада.

Эту песню я впервые услышала еще ребенком, в Ингушетии. В начале нулевых там жило много беженцев из Чечни. Иногда по вечерам взрослые и дети собирались у кого-то дома и на кассетном магнитофоне слушали «Дельфинов». Тогда я еще не могла до конца понять, о чем поется в «Мертвом городе». Теперь, спустя почти два десятилетия, песня заиграла для меня по-новому. Очередная война, очередной город «накрыло одеялом из холодной тучи, и его не стало». Сейчас «Дельфинов» часто слушают украинцы, на стриминговых сервисах Киев в топе по прослушиваниям. Если раньше под клипом на эту песню на Youtube люди в основном желали, чтобы войны не повторялись, то после вторжения России в Украину многие комментаторы пишут о том, что текст обрел для них новый смысл.

26 февраля 2022 года солист группы Артур Ацаламов был гостем в эфире радиостанции «Комсомольская правда». Это был неожиданный выбор гостя для эфира государственного СМИ на третий день полномасштабной войны. Ведущий, представляя Артура, не без гордости заявил, что Россия всегда много воевала и каждое поколение с 1945 года имеет своих ветеранов боевых действий.

«Венгрия, 1956 год, Чехословакия, 1968-й, конфликт на острове Даманский в 1969-м, Афганистан в 1979-м, Чечня в 1995 и 1999-м. Артур Ацаламов, лидер группы “Мертвые дельфины”, видел, что происходило в Чечне. Он там жил, он там рос, и что такое война, Артур знает не понаслышке», — говорил ведущий в подводке, очевидно не ощущая разницы между ветераном и свидетелем преступления.

Артур начал свою речь со слов о кадрах, которые «шокируют своей похожестью»:

«Очень многое прямо как тогда. И раны, которые, казалось бы, со временем затянулись, опять дали о себе знать. Глядя на страдания людей, оказавшихся в центре этих событий, не желая этого… Группа “Мертвые дельфины” родилась в войне, и песня “Мертвый город” — это музыкальный памятник тем городам, которые были разрушены в войнах. Время, когда такие песни перестанут быть актуальными, будет счастливым временем. Но, видимо, не сейчас».

После этих слов в эфире начинает играть песня, которую Артур представлял.

С прошлого года во всех аккаунтах группы опубликованы посты об отмене концертов. Это было решением самих музыкантов.

— [С отменой концертов] всё не так однозначно. Мне в начале войны написал один человек из Украины: «А вам не стыдно давать концерты, пока идет война? Налоги с них идут на ракеты!» — рассказывает мне Артур Ацаламов. — Риторика дурацкая. С налогов наших концертов можно максимум сфотографировать ракету, отправить эту фотографию в Украину и надеяться, что она там взорвется. Я поймал себя на очень сильном желании ему ответить. Я хотел написать: «Дружище, если бы я играл сегодня концерты, мне не было бы стыдно ни перед кем из вас. Когда Ельцин, а потом Путин убивали меня, украинские группы спокойно ездили в Россию, российские ездили в Украину. [Певец Юрий] Шевчук, который ездил петь для российских военных, воспринимается как герой, пацифист. Никто из них не задумывался, как там Артур, жив ли он, есть ли у него еда. Для вас это была чужая проблема. Потом я понял, какой сволочью я буду, если так напишу. 

Последний концерт «Мертвых дельфинов» прошел в октябре 2021 года, тур на 2022-й был запланирован еще до начала войны, но группа его отменила.

1.

В 1993 году мать 16-летнего Артура вместе с ним переехала в город Братск в Иркутской области, там жил его отец. По словам Артура, в новом городе он очень быстро затосковал по родине.

— Грозный тогда был шикарен. Да, грязный, неухоженный, пыльный, но атмосферно это было лучшее место и лучшее время для меня тогда. Всё самое родное и дорогое было там. Я стал просить родителей разрешить мне вернуться. Я сказал: «Я вернусь сам, всё будет хорошо. Не переживайте, я закончу там школу и поступлю в нефтяной институт», — вспоминает Артур.

Родители сдались. 17-летний Артур вернулся в Чечню, жил один.

Через пять месяцев после его возвращения началась война. Несмотря на то, что российские войска уже заходили на территорию республики, по словам Ацаламова, многие мирные жители не верили в то, что это и правда начало войны. Но в новогоднюю ночь 1994 года произошел штурм Грозного. «Так же, как было и с Украиной», — отмечает Артур.

— Я видел, как мои сверстники теряли и хоронили своих близких. Мне было легче, я был там без семьи. Если бы я погиб, то один, я бы уже ничего не чувствовал всё равно. Но будь это мама, отец, не знаю, как бы я это пережил…

— Как 17-летний парень воспринимал происходящее? — спрашиваю я.

— Если совсем цинично, то как «вспышка слева — прыжок вправо, вспышка справа — прыжок влево». Вот весь курс выживальщика в военных условиях, который не гарантирует ничего.

Страшнее всего Артуру было во время первых бомбежек. В основном это были минометные обстрелы. Парню тогда казалось, что такие обстрелы «лучше», например, «Града», потому что в полете издают свистящий звук — если его слышно, значит, есть доли секунды на поиск укрытия.

— В соседнем с нами доме жила русская бабушка, я знал ее с детства. Она иногда ходила в орденах, поэтому мне казалось, что она фронтовичка, но, может, это были и какие-то трудовые ордена.

Она была невысокого роста, всё время курила термоядерные папиросы «Беломорканал» и была сухая-сухая. Жила на седьмом этаже. Когда нас в очередной раз бомбили, снаряд залетел в ее квартиру. Ее сын тогда был сильно ранен, его увезли, а сама старушка погибла. Один из соседей стал звать кого-то, кто может помочь спустить и похоронить ее. Пришлось мне. Когда я поднялся, я увидел ее странно вывернутое тело. Мы его положили на какую-то простыню с дивана, стали спускать с седьмого этажа. Я знал ее с детства. Из-за того, что мама работала на хлебопекарном заводе, у нас дома было масло, булки. Эта старушка приходила иногда что-то у нас попросить. Но в момент, когда я тащил ее тело, всё, о чем я мог думать: «Боже мой, почему она такая тяжелая? Она же такая маленькая, почему так тяжело ее нести». Меня не трясло, только вот этот вопрос был в голове. Возможно, моя психика меня так защищала от шока, я ведь нес тело бабушки, на глазах у которой я рос, — вспоминает Артур. — Еще у меня был приятель, старше меня на несколько лет. В подвале его дома мы оборудовали самодельный спортзал, потому что нам разрешили жильцы. Мы там постелили линолеум, принесли гантели, перчатки. Он любил вот этот бессмысленный вид спорта айкидо, а я был его спарринг-партнером. Он пропал во время войны, когда была морозная зима. Его отец искал месяца полтора, он ходил с санями, чтобы положить на них тело сына, когда найдет. И еду с собой носил, в надежде, что сын живым найдется. Он нашел его мертвого. 

Потом, по словам Артура, он привык и к смертям, и ко всем ужасам. Запоминалось уже другое.

— Помню отчетливо один момент. Я шел в сторону своей улицы и внезапно поразился тишине. Ни единой души не было в большом-большом районе. Здания стоят побитые, и небо свинцовое. Я никогда до этого не видел такого неба над Грозным. Это был февраль, второй месяц войны. Оттуда и пришла потом строка «город накрыло одеялом» (из песни «Мертвый город». — Прим. авт.), а потом уже «здесь порвано начало свинцовым одеялом» (из песни «Свинцовое одеяло». — Прим. авт.). Я тогда подумал: «Как после ядерной войны, ни души».

До начала 1996 года Ацаламов оставался в Чечне. Несколько лет у него не было связи с семьей. Встретился он с ними уже только в 1998 году, когда смог полететь в Братск через Москву.

2.

В начале 1996 года Артур беженцем уехал в Ингушетию. Там он жил у разных местных жителей. Немного отойдя от переживаний, связанных с войной, решил найти работу и пошел в местную филармонию, которая тогда в основном состояла из народников: ансамбль национального танца, балалайки, народные песни. В Ингушетии в 90-х появлялись местные рок-группы, которые давали местечковые концерты. Возможно, Артуру повезло, потому что в тот момент, когда в филармонию пришел он, всякие электрогитары достаточно плохого качества бесхозно лежали на складах, ими никто не пользовался.

У Артура к тому времени был небольшой опыт в музыке — он успел поработать на грозненском радио в те несколько довоенных месяцев. В 90-х годах в Грозном была радиостанция «Восток FM», очень популярная среди молодежи, потому что ее ведущие ставили не стандартную кавказскую музыку, а западные хиты. По словам Артура, вернувшись в Грозный, он захотел работать на этой радиостанции.

— Я не помню, как я узнал адрес радиостанции, пришел туда, дверь мне открыл Руслан Цебиев (чеченский тележурналист, виджей «Восток FM», убит снайпером в 1995 году. — Прим. авт.). Я попросился у них работать, но даже не знал, что я могу и умею делать. Руслан дал мне синтезатор, сказал, что ему нужна музыкальная перебивка для эфира. Попросил сделать ее на основе “I just called” Стиви Уандера. Может, он так завалить меня хотел или просто проверить… Я же никогда в жизни не держал в руках синтезатор. Несколько часов я интуитивно разбирался, как что работает, наиграл ему мелодию. Так меня и взяли, — вспоминает Артур.

Довольно быстро Артур получил место ведущего, он диджеил в утреннее время.

— Рассказывал про новости, музыку. Иногда такая отсебятина была, когда я представлял композиции! 

Вот и в ингушской филармонии Артур сказал, что разбирается в звуковой аппаратуре, и его взяли работать звукорежиссером. В свободное время он брал ненужные ансамблю инструменты, учился играть, затем придумывал аранжировки для своих произведений. Там с местными ребятами он собрал первый состав группы и давал концерты.

Свое творчество Артур тогда не воспринимал как «антивоенное». Ингушетия была самым «облученным» войной в Чечне регионом, там, по словам музыканта, антивоенные посылы «некому было направлять», все и так всё понимали. «Это как в лес с елками принести еще одну елку», — говорит он.

В начале 2000 года «Мертвые дельфины» перебрались в Москву. Еще через год демоверсии их песен попали к продюсеру Михаилу Козыреву, который решил, что группа из Грозного — это диковинка, и ее стоит подсветить, отправив сразу на фестиваль «Нашествие».

— Вот вы приехали из военного Грозного, выступаете перед российской публикой. Война в вашем регионе еще идет. У вас не было какого-то диссонанса? Или чувства вины? — спрашиваю я Артура.

— У меня даже мыслей вот таких не было. Я тогда, даже не разбираясь в политике, понимал, кому должна быть адресована моя ненависть. Ненависти к народу у меня не было никакой. Я тогда сталкивался с критикой от своих земляков: «Они нас убивали, а ты для них поешь». Я пел для всех, и для русских, и для тебя, чеченца, если ты хочешь это услышать, и для тебя, тувинец, башкир, татарин, украинец, — говорит Артур. — Когда песня «На моей луне» была в топе чартов, произошли теракты на фестивале (речь идет о теракте на рок-фестивале «Крылья» в Москве 5 июля 2003 года. Смертница Зинаида Алиева взорвала себя в толпе посетителей фестиваля, погибли 12 человек, 52 были ранены. — Прим. авт.). Вот представь себе имидж моего народа. Я для всех террорист. Мне не раз об этом говорили, ставить мои песни в ротацию не хотели именно из-за того, что я чеченец. Один из телевизионщиков мне сказал, что чеченец в России рок-звездой не будет никогда, а если я хочу продвинуться, то надо поменять имя и фамилию. Другой продюсер мне сказал, что ему кажется прикольной моя группа, но он боится, что если со мной возникнут финансовые разногласия, то я позову разбираться своих земляков. А у меня и в мыслях такого не было. Я понимал, какой у меня фон, понимал, какой имидж у моего народа. Но мы не заслуживали того, что с нами происходило. Я пытался доказать, что мы, чеченцы, такие же люди, как и все.

— Нет ощущения, что положительный результат у этого всё-таки был? — спрашиваю я.

— Я тогда был как Дон Кихот, бился с ветряными мельницами, КПД был нулевой. Сейчас я понимаю, что это было глупо. Это не было нужно ни многонациональной России, ни моим землякам. Мне надо было заниматься конкретно собой и послать всех к черту. Я проиграл по всем фронтам, без иллюзий. Конечно, ни черта я не изменил. Нас как ненавидели, так и ненавидят. Нас как не было жалко никому, так и не жалко никому до сих пор.

К концу нулевых группа «Мертвые дельфины» переживала тяжелые времена. В 2007 году повесился в своей квартире 27-летний барабанщик группы Сергей Золотухин, сын актера Валерия Золотухина.

После этого, по просьбе бас-гитариста группы Александра Помараева, слово «мертвые» в названии было заменено на «живые», чтобы «не привлекать горе». Но в 2011 году был убит и сам Помараев. 

Пару лет после этого группа провела в затишье. В 2013 году Ацаламов решил возродить коллектив с новыми музыкантами и прежним названием. Пошла работа. Туры по России, новые альбомы…

Но сейчас «Мертвые дельфины» снова в простое, концертов не дают, а Ацаламов говорит, что группа теперь «не основа его жизни».

3.

Владимир Путин, на тот момент председатель правительства РФ, на одной из пресс-конференций в 1999 году сделал свое известное заявление о сортирах: «Мы будем преследовать террористов везде. В аэропорту — в аэропорту. Значит, вы уж меня извините, в туалете поймаем, мы и в сортире их замочим, в конце концов. Всё, вопрос закрыт окончательно».

— Путин начал свой политический путь с того, что стал убивать меня, чеченский народ. Фраза «замочим их в сортире» очень понравилась россиянам. На убийстве чеченцев взлетел его рейтинг. У меня с самого начала не было иллюзий об этом парне, а тогда почти вся Россия была в него влюблена. Я знал, что он монстр, потому что ко мне он сразу проявил агрессию. Он забрал у меня свободу. Чечня никогда не была государством, мы не знали, как строить государство. И вот, наконец, первую войну мы выиграли, у нас появилась эта возможность, но он пришел и забрал ее. Он не стал искать какие-то адекватные механизмы, он просто пришел и начал меня убивать. Как только в судьбе чеченского народа появилась Россия, чеченцы больше никогда не распоряжались своей землей, своими богатствами, своей судьбой. Мы не имели ни малейшей возможности построить свое государство со своими паспортами, со своими дипломатами, со всеми своими институтами, которые в нормальных государствах сейчас существуют. Смогли бы мы построить или не смогли бы, это уже вопрос другой. Но возможность кто-нибудь дал? Нет, у нас забрали всё. Я в этом не виню русский народ. Были политики, которые решали, что нужно вот так, кровью, а народ был всего лишь инструментом и механизмом. Я не думаю, что солдаты, которые приходили к нам с войной, уж очень к нам рвались. Когда началась война в Украине, я смотрел на это и думал, что всё это я уже видел. И заявления о том, что войны не будет, и «возьмем за три дня». У нас была и своя Буча в Самашках.

В апреле 1995 года российские войска заняли чеченское село Самашки, генерал-лейтенант МВД Анатолий Романов озвучил ультиматум руководству села: сдать 264 автомата, два пулемета и одну БМП, а также беспрепятственно пропустить в село части внутренних войск. По данным правозащитного центра «Мемориал», за месяц до вторжения по требованию местных жителей отряд чеченских вооруженных сил покинул село. Таким образом в Самашках не было требуемого количества вооружения. 

— Поэтому, повторюсь, у меня никакого стыда ни перед кем не было бы за свои концерты. Но я решил проявить человеческое сострадание. И Украина мне за это отплатила: Верховная Рада признала территорию Чечни «временно оккупированной» Россией. Я думал, что у меня всё переболело, но, когда я увидел эту новость, я прослезился. Мне стало так хорошо, что хоть кто-то сказал обо мне, о моем народе. Когда Украина, дай бог, отстоит себя, это будет прецедент, это поможет Чечне получить свою свободу. Они не знали, как мне было плохо, а я знаю, как им плохо, и поэтому я не даю концерты. Всё просто, — говорит Артур.

Сейчас Артур вместе с женой и детьми живет в Германии. Отмена концертов сильно сказалась на его финансовом положении, и интерес к группе, по его словам, он немного потерял.

— Я сейчас учусь на кинорежиссера. Я студент на старости лет, — говорит 47-летний Артур. — Буду снимать кино, буду хорошим режиссером. Группа — вся моя жизнь, просто больше не основа. Теперь группа «Мертвые дельфины» перешла в статус хобби и личной любви. Как-то пиариться на костях я не хочу, не хочу на чужом горе делать себе имя. Я про войну уже написал достаточно, всё сказал. Что о ней нового скажешь?