Стая «Черного дельфина»

Пожизненный острог

Если принять за аксиому, что Уральский хребет разделяет европейскую Россию и Сибирь, то Оренбургская область, где расположен Соль-Илецк, окажется как раз на границе. До первого сибирского города Орска оттуда — 344 км по прямой. Примерно столько же — до волжской Самары. Активное заселение тех мест началось в середине XVI века — после того как Иван IV (Грозный) пожаловал Григорию Строганову грамоту на владение «землей Уральской», а призванный Строгановыми Ермак Тимофеевич прижал к ногтю хана Кучума, который претендовал на место главной фигуры в Сибири.

Знаменитый Сибирский поход Ермака, приведший Сибирь под руку русского царя, проходил севернее будущего Оренбурга (Ермак орудовал в Сибири в 1583–1585 годах, а Оренбургская губерния учреждена в 1744 году). Но кочевые народы, населявшие южное Приуралье, в те времена признавали главенство Кучума, а значит, де-юре территория между реками Яик (Урал) и Илек находилась под протекторатом сибирского хана.

Здесь стоит напомнить, что в XVI веке Строгановы были известны в первую очередь как соледобытчики. Их династия начиналась в Архангельской губернии, где в 1515 году родоначальник династии Аникей Строганов учредил солеваренный промысел. Его внуки также в первую очередь ориентировались на добычу соли и торговлю пушниной. И уже гораздо позже клан Строгановых обратит внимание на железную руду, медь, серебро и золото.

Для развития соледобывающих промыслов на реку Илек стали массово отправлять каторжан. Строгановы же организовали в районе промыслов первое постоянное поселение, получившее двойное название Соль-Илецк — по имени реки, на котором оно располагалось, и по названию главного предмета добычи. Ну а чтобы ссыльные и каторжане не разбегались да кочевники не шалили, там же было учреждено Яицкое казачество, сыгравшее главную роль в восстании Пугачева.

Напомним, что восстание Пугачева явилось продолжением казацкого бунта. В 1772 году в столице Яицкого и Илецкого казачества Яицком городке (ныне — Уральск) взбунтовались рядовые казаки. Они были недовольны притеснениями со стороны правительственных структур и казацкой старшины, занявших позицию невмешательства. Бунт был подавлен, к тому же царские чиновники еще больше «закрутили гайки», лишая казаков большинства истинно казачьих прав и вольностей. Поэтому, когда в сентябре 1773 года на Яике появился донской казак Емельян Пугачев, объявивший себя Петром III и призвавший народ возвести его на престол, восстание полыхнуло с невиданной мощью.

Основной военной силой пугачевского войска были казацкие отряды и семейно-клановые полки, состоявшие из проживавших в Приуралье и Сибири кочевых народов (чуваши, башкиры, татары, калмыки, казахи). А вот массовость войска достигалась постоянно примыкавшими к войску каторжниками, ссыльными, заводскими крестьянами. Пугачев, полагаясь на численность своего войска, отправлял отряды штурмовать сибирские крепости, в которых содержались каторжане и вокруг которых селили ссыльных.

В феврале 1774 года отряд под руководством одного из самых близких сподвижников Пугачева Хлопуши (на сибирском сленге «хлопуша» — врун, сплетник, человек с хорошо подвешенным языком, такую кличку носил бывший тверской крестьянин Афанасий Соколов, с 16 лет скитавшийся по ссылкам и каторгам; образ Хлопуши воспет Пушкиным в «Капитанской дочке» и Есениным в поэме «Пугачев») штурмом захватил крепость Илецкая Защита. Отряд Хлопуши пополнился каторжанами и закрепощенными крестьянами, работавшими на добыче соли. Крепость попытались разрушить, но разбивать каменные стены оказалось непросто. Потому ее лишь подожгли.

В конце лета 1774 года Екатерина II, воспользовавшись окончанием очередной русско-турецкой войны, распорядилась перебросить в Сибирь корпус генерала Ивана Михельсона, а общее руководство подавлением восстания доверила герою Семилетней войны Петру Панину. Последний попал в опалу после взятия Бендерской крепости в 1770 году. Императрица осталась недовольна тем, что во время штурма и после него город разорили чуть ли не до основания. В Сибири Панин хоть и показал себя жестоким карателем, но в то же время граф обращал внимание на восстановление крепостей, разрушенных восставшими. 

Первоначально Илецкую Защиту было решено не восстанавливать: слишком уж серьезные были разрушения. Но затем из Петербурга пришло новое указание: на месте крепости устроить большой острог для каторжников. Этому решению способствовала будущая директор Императорской Академии наук и художеств Екатерина Дашкова. Когда решался вопрос, что делать с рядовыми участниками пугачевского восстания, Дашкова тоже участвовала в обсуждениях. Именно она, будучи поклонницей Михаила Ломоносова, настояла на том, чтобы крестьян из европейской части России, примкнувших к Пугачеву, отправить на вечное поселение в Сибирь, напомнив императрице утверждение Ломоносова, что «богатства России Сибирью прирастать будут». Но, чтобы вскрыть эти богатства, огромные территории нужно было заселить. По мнению Дашковой, бывшие каторжане подходили для этого лучше всего.

Екатерина II с подругой согласилась, и появился указ о том, что участники пугачевского восстания приговаривались к вечной каторге и ссылке. Позже в судебное уложение были внесены изменения, и появился новый вид наказания: каторжные работы с последующей вечной ссылкой. И если раньше преступники, приговоренные, например, к десяти годам каторги, отработав в рудниках, могли вернуться в родные Тверь или Псков, то теперь путь назад для многих был заказан. 

Последняя роль немецкой актрисы

Вплоть до революции 1917 года Илецкий острог был главной пересыльной тюрьмой для каторжан и ссыльных, этапируемых в Сибирь. Через него прошли многие декабристы и «народовольцы». В 1847 году там несколько дней провел поэт Тарас Шевченко, которого этапировали из Орской крепости в Уральск. Но всё-таки основным контингентом Илецкого острога были чисто уголовные элементы. Политических заключенных в царской России к каторжным работам приговаривали редко.

дезертиры, алкоголики-дебоширы, пособники белогвардейцев и кулаков. Режим содержания был схож с тем, что сегодня существует в колониях-поселениях. Можно даже было покидать пределы колонии в дневное время без конвоя.

В 1942 году, когда из европейской части СССР пришлось эвакуировать многие исправительные лагеря, статус колонии вновь изменился. Теперь она называлась Соль-Илецкая тюрьма УНКВД № 2 для содержания подследственных. Почти сразу после смены статуса туда была направлена любимая актриса Бертольда Брехта Карола Неер.

Немецкая актриса, игравшая в знаменитой «Трехгрошовой опере» одну из главных женских ролей (жену главы лондонских нищих Поли Пичем), немало способствовала тому, что пьеса Брехта получила всемирное признание. Кроме актерского таланта, у Неер был сильный и хорошо поставленный голос. А потому пластинки с зонгами (вид баллады, близкой к джазовому ритму, с острой сатирой и критикой общества) из пьесы в ее исполнении расходились тысячными тиражами по всей Европе.

Неер была антифашисткой и после прихода Гитлера к власти была вынуждена эмигрировать из Германии. Вслед за мужем, инженером Анатолием Беккером, Неер переехала в Москву, работала в «Межрабпомфильме», выступала в Московском клубе иностранных рабочих. В 1936 году она была арестована вместе с мужем. Поводом для ареста актрисы послужило то, что, приехав в Москву в 1934 году, она передала письма видного немецкого коммуниста Эриха Волленберга его друзьям в СССР. Так как Воленберг был известен своей симпатией к Троцкому, у Сталина он был не в чести. 

В 1937 году Карола Неер была приговорена к десяти годам тюремного заключения. Срок отбывала в Орловской тюрьме, но с началом Великой Отечественной войны вместе с другими заключенными была этапирована в глубокий тыл. Во время этапа Неер заболела тифом, от которого и умерла в возрасте 42 лет в Соль-Илецкой тюрьме. Многие современники склонны были винить в смерти Неер Брехта, который не вступился за любимую актрису. Но драматург утверждал, что попросил принять участие в судьбе Каролы Лиона Фейхтвангера, бывшего в большом почете у верхушки КПСС, однако писатель почему-то этого не сделал. 

Рассказывая о Неер, немецкие экскурсоводы говорят, что она умерла в Сибири, забывая добавить, что последним пристанищем актрисы был знаменитый «Черный дельфин».

В 1967 году заключенные сделали подкоп под старой стеной, опоясывавшей жилые корпуса, и совершили массовый побег. Информация о том происшествии до сих пор секретна — вероятно, чтобы не пошатнулась легенда, что из «Черного дельфина» никто и никогда не убегал. Но после побега колонию заметно перестроили, усилив не только меры безопасности, но и отремонтировав два жилых корпуса, в которых размещались заключенные общего и строго режима. Колония-поселение раскинулась сразу за стеной, опоясывающей основные строения. 

В 2000 году в учреждении ЮК-25/6 (на тот момент официальное обозначение колонии, ИК № 6 «Черный дельфин» она стала в середине 2000-х) построили третий корпус — для содержания заключенных на особом режиме. С тех пор в «Черный дельфин» (названный так из-за скульптуры, которую изготовил из гипса приговоренный к смертной казни Владимир Криштопа, о чем мы рассказывали в статье «Кротовые нары») стали привозить осужденных к пожизненному лишению свободы (на полицейском и воровском жаргоне — «пыжики»). 

Сегодня там содержится около 900 таких осужденных. Примерно столько же людей их охраняют и обслуживают. Всего колония может принять 1600 заключенных, с соблюдением международных санитарных норм, что и делает ИК № 6 самой большой тюрьмой для «пыжиков» в России.

Судебная ошибка

Евгений Н. провел в «Черном дельфине» чуть более двух лет (2000–2002). К пожизненному лишению свободы его приговорили ошибочно, через два года после вынесения приговор был отменен и пересмотрен. Но «прелестей» содержания пожизненно заключенных в «Черном дельфине» Евгений хлебнул сполна. В обмен на то, что бывший «оса» (сокращенно от «осужденный», так в некоторых сибирских колониях именуют зэков-заключенных) не станет подавать иск в Европейский суд по правам человека и не будет рассказывать о порядках, существовавших в «Черном дельфине» в начале 2000-х, ему разрешили сменить ФИО и переехать из Екатеринбурга в Ленинградскую область. Более 20 лет Евгений никому не рассказывал о своем прошлом. Но для «Новой-Европа» решил сделать исключение при условии, что фамилию мы всё-таки называть не будем.

— Первый раз я сел в 83-м, — рассказал Евгений. — Я тогда только из армии вернулся. По пьяни с двумя мужиками подрались, один глаза лишился. Несмотря на первый раз, впаяли реальный срок. Вышел в 87-м, через год — опять на нары. Освободился в 92-м, работу даже не искал, влился в «бригаду». Через три года объявили в розыск, но я даже из города не уезжал, хотя и старался сильно не отсвечивать. В 97-м пацаны из моей «бригады» похитили семью одного упертого «барыги», который платить отказывался. У него брат двоюродный ментовским начальником был, вот и отказывался платить. Я в той делюге не участвовал, на хате с бабой зависал.

Ну и что-то там у них пошло не по плану. Короче, старшую дочку, ей 15 было, «пустили по кругу» (то есть совершили акт группового изнасилования. — Прим. ред.), а она слабовата оказалась, умерла. Младшую и жену барыги, чтобы свидетелей не оставлять, тоже убили. Отрезали головы, закопали в карьере. А останки по помойкам разбросали. Не знали, что женщина по малолетке тоже с законом не в ладах была, и ее «пальчики» у ментов имелись. 

Короче, нашли руку, откатали, установили личность. Ну тут «барыга» к брату и обратился. Менты землю на три метра вглубь рыли и на наших быстро вышли. Меня свои же и сдали. А после ареста меня еще и шофер женщины опознал. Типа я руководил похищением. Это уже позже выяснилось, что наши именно с его помощью семью похитили. В общем, всё в цвет у ментов срослось: ранее неоднократно судим, в розыске за разбои и вымогательство, подозревался в участии в «разборках». Да еще и «ствол» на кармане во время ареста. Короче, даже сделку не предложили.

Несмотря на то что Евгений так и не признался в похищении и убийстве, а идентифицированы были части тела лишь одной потерпевшей (детские останки хоть и были по большей части обнаружены, но экспертизы ДНК тогда не проводились, а по-другому опознать их не было возможности), его обвинили в тройном убийстве, в котором две жертвы — несовершеннолетние. К тому же

Верховный Суд РФ оставил приговор в силе.

— В «Черный дельфин» я попал сразу после того, как там появился особый режим, — вспоминает Евгений. — Нас тогда человек 200 со всей страны туда привезли: большинство тех, кто еще до моратория к «вышке» был приговорен. Сборище то еще получилось: педофилы, маньяки, людоеды, садисты. «Вертухаи» (сотрудники администрации, охранники) нас откровенно боялись, а страх выплескивался в жестокость. Били нас постоянно. За то, что глаза не опустил, посмотрел зло или насмешливо, не так доложился, недостаточно быстро команду выполнил, присел на шконку днем. Те, кто избежал расстрела в связи с мораторием, терпели всё. А тех, кто не готов был терпеть, быстро ломали или просто убивали. 

«Червонца» (Сергей Мадуев, последний налетчик Советского Союза) при мне в «Дельфин» привезли. Он парень с гонором был, боль терпеть умел. Несмотря на побои, всё чего-то хорохорился, собственную крутость доказать пытался. Через месяц закопали на местном кладбище. Объявили, что от сердечной недостаточности. А я его видел за день до смерти. Его вертухаи на себе всего синего и окровавленного из бани несли. Они любили в бане экзекуции устраивать: там кровь легче смыть. Объявили потом, что помер от сердечной недостаточности. Таких «сердечников», которые от побоев загнулись, только на моей памяти пара десятков наберется. И всё шито-крыто. В те времена в особый режим даже русских правозащитников не пускали, не говоря уж об иностранных. Так что всё, что на «особняке» происходило, там и оставалось.

В 2001 году случай был, вся камера, четыре человека, вздернулась (повесились). Распустили шерстяные носочки и свитерок, сплели удавочки и в одну ночь разом «зажмурились». Наверное, думали хоть так внимание привлечь. Так троих объявили «сердечниками» и только одного в суицидники записали. А последствия были: «пыжикам» шерстяные вещи запретили иметь.

По словам Евгения, кое-какая информация на волю всё-таки просачивалась. Но всё было отрывочно и не очень правдоподобно. К тому же проверяющие не особо и копались в смертях заключенных на ПЛС (пожизненное лишение свободы), считая, что туда им и дорога. 

И в чем-то их можно понять. У дверей камер, где содержатся «пыжики», обычно вывешены списки их «подвигов». 

• Владимир Муханкин мечтал превзойти своего кумира Чикатило: за два месяца — 8 убийств. 
• Людоеды Николаев и Маслич. Первый убил и съел двоих, второй — четверых, причем одного убил и «приготовил», находясь уже в колонии. 
• Олег Рыльков, 37 изнасилованных девочек от 6 до 15 лет, четыре убийства. 
• Вадим Ершов, 19 изнасилований и убийств. 
• Михаил Иванцов, несколько часов убивал беременную жену на глазах 6-летнего сына. 
• Иса Зайнутдинов и Алисултан Салихов, подорвавшие жилой дом в Буйнакске (64 погибших). 
• Тамарлан Алиев, взорвал пятиэтажку в Махачкале, 19 погибших, 90 ранены. 
• Салаудин Тимирбилатов, снимавший казни российских солдат на видео и распространявший кассеты по всему миру. 
• Олег Костарев, взрыв на Черкизовском рынке Москвы, 14 погибших, 61 раненый. 

Читая подобные «таблички», проверяющие поневоле искали оправдания подозрительным смертям. Ведь в голове преобладала единственная мысль — туда им и дорога. А потому «смертельный сор» из избы не выносился.

Ад, скорее всего, вернется

— Руководство «Дельфина» было уверено, что если ПЛС, то «оса» теперь за решеткой навечно, и то, что в колонии происходит, там и остается, — говорит бывший «пыжик» Евгений. — Все письма проходили через спецчасть, то есть те, что могли доставить неприятности, никуда не уходили. Приехавших на «свиданку» (даже заключенным пожизненно разрешаются долгосрочные и короткие свидания) тщательно обыскивают, чтобы чего лишнего, типа письма, не вынесли. А потому вертухаи на особняке просто зверели от безнаказанности. Причем не только били, но и старались просто унизить. Например, запускали «паровозик». Это касалось тех камер, где сидели по четыре человека. Приходит день помывки, к камере подходит усиленный конвой и выкликает сидельцев. Мы по одному, задом, с задранными над спиной руками, подходим к «кормушке» (окошко для подачи пищи, которую в «Черном дельфине» до сих пор подают на полутораметровых лопатах, дабы избежать любой попытки передать записку через обслугу, которую составляют заключенные более мягких режимов. — Прим. ред.), на нас надевают наручники, выводят в коридор, прижимают лбом к стене. 

Раздается команда: «Поехали!» — и впереди идущий (он является «паровозом») со словами «чух-чух-чух» начинает движение. Остальные, выполняющие роль вагонов, обязаны не «расцепить состав» (двигаться в одном темпе) и имитировать стук колес. При пересечении границ следующей камеры «паровоз» обязан дать гудок. Таким образом «состав» двигается до самой бани, а потом обратно.

По словам Евгения, «крысятничество» (воровство) конвоирами у «ос» в «Дельфине» было поставлено на поток. Из посылок шерстяные вещи забирались еще на первом посту. Уполовинивалось и съестное: то, что доходило до камеры, подчищали младшие контролеры. Получатель «дачки» (посылки) скорее в насмешку получал мизер из того, что присылали, но расписывался, что получил всё без ущерба. Из килограмма «барабулек» (сосательные карамельки) могли оставить пару штук, а вместо пачки чая — щепотку, которую на одну кружку не хватит. Конвойные забирали даже симпатичные ручки, конверты и писчую бумагу. Особенно тяжело приходилось в праздники, когда контроль начальства за младшим личным составом ослабевал.

— На гербе Соль-Илецка арбуз изображен, типа «арбузная столица», а надо было «косяк» нарисовать, — продолжает Евгений. — Со спиртным там всегда были проблемы, да и солдатики на свои гроши много купить не могли. А вот конопли навалом, она же там в качестве сорняка растет. Потому праздники там отмечали не водкой с пивом, а крепким «косячком», от которого «башню» напрочь сносит. И что в эту «башню» под кайфом прийти может, одному Богу известно. Могут вывести несколько сидельцев в баню и устроить соревнование. Тыкают в человека электрошокером: у кого первого жертва сознание потеряет, тот и выиграл. Или заставят пару литров воды выпить, а потом по животу лупят — кого первого вырвет. Летом 2001-го один обкуренный солдатик забрался на вышку и давай двор из пулемета поливать. После этого курить на территории запретили и конвоирам, и «осам», но всё равно умудрялись травку покуривать.

По словам Евгения, «полный беспредел» продолжался два года. А весной 2002-го сразу троих «пыжиков» из тех, что были приговорены уже в 90-х, затребовали на этап для пересмотра приговора. И один из них был полностью оправдан. Уже на воле бывший «пыжик» дал несколько интервью о порядках в «Черном дельфине». Его рассказы вызвали шок и несколько проверок. Причем не только из Москвы, но и из-за границы. Россия тогда еще пыталась всем доказать, что в стране всё в порядке и с демократией, и со свободой слова, и с правами человека. Потому комиссиям не препятствовали, а режим в «Дельфине» заметно изменился.

— Меня не полностью оправдали лишь по части убийств, — говорит Евгений. — В 2001-м моего бригадира взяли с поличным. Насолить он многим успел, и для того чтобы его в правильную камеру определили, он и стал признаваться во всех своих «делюгах» — в том числе и в том самом тройном убийстве. Показал, где головы закопал. Так что «мокруху» с меня сняли, но за вымогательство и разбои еще пятерик я оттянул — но уже на «строгаче». После «дельфиновского» особняка он просто раем показался. И весь срок администрация с меня пылинки сдувала, лишь бы по освобождении ничего нигде не ляпнул. 

Те, кто давно на «особняке» сидят, боятся, что старые порядки вернутся. Теперь ведь даже факт обнародования беспредела «цыриков» (еще одно название сотрудников колоний. — Прим. ред.) их не остановит. Независимой прессы не осталось, а официальная будет молчать. Так что, если в Москве о каких-то нарушениях и узнают, посчитают за лучшее не исправлять ситуацию, а просто замолчать ее. Скорее всего, так всё и будет, и в «Дельфин» вернется настоящий ад. Уж такова человеческая натура, что если почувствует безнаказанность, то быстро во все тяжкие пускается.

Курорт и свадьбы

В настоящее время в Соль-Илецке официально числится чуть более 25 тысяч жителей. По неофициальным данным, там живет около 35 тысяч. Но летом, особенно в июле-августе, население вырастает в десять-пятнадцать раз — за счет приезжающих на ставший очень популярным Соль-Илецкий курорт. Главным его атрибутом является озеро Развал.

В XVI веке на месте озера высилась настоящая гора из соли. К началу прошлого века там образовался карьер глубиной около 30 метров. Этот отвал прекратили разрабатывать в 1907 году, и он постепенно наполнялся водой во время паводков. Смешиваясь с солью, вода превращалась в этакий рассол, который не высыхал. Так к середине XX века вблизи «Черного дельфина» образовалось озеро площадью около 9 га.

По легенде, в конце 80-х прошлого века в колонии-поселении при «Дельфине» отбывал срок некий химик-фармацевт. Он придумал готовить из «разваловского рассола» косметику и продавать ее под видом израильской, изготовленной из вод Мертвого моря. Косметические средства получались полностью идентичными оригинальным, а потому было решено провести тщательные исследования, которые и установили, что «разваловский рассол», действительно, почти полностью идентичен водам Мертвого моря. Но соляные и грязевые ванны большинство курортников предпочитают принимать подальше от берегов Развала, потому что мало кому понравится лечиться под команды охранников колонии, расположенной менее чем в 100 метрах от озера.

А еще у местных жителей имеется весьма специфическая традиция. После официального заключения брака прямо из загса молодожены едут к воротам «Черного дельфина», чтобы сфотографироваться. Особо блатные даже попадают внутрь тюремного двора и делают фотографии у гипсовой фигуры, давшей название самой большой колонии в России. Остальные довольствуются тюремными воротами. По мнению местных, фотографии должны символизировать, что молодые теперь вместе пожизненно. Так же, как обитатели знаменитой тюрьмы.