Остается только ненавидеть

Люди любят ненавидеть. Ненависть активирует, наполняет ощущением полноты жизни и, главное, дает восхитительное чувство превосходства, как минимум морального, над тем, кого ненавидишь. Так было всегда, но сейчас это многократно обострилось из-за войны и стремительного — и часто кажется, что бесповоротного — разрушения России.

Удивительным образом люди, изгнанные Путиным из своей страны, проявлявшие в свое время незаурядное мужество в борьбе с системой, зачастую ненавидят друг друга даже больше, чем тех, кто устроил весь этот кошмар, сломав заодно и их жизни. С упорством, достойным лучшего применения, публикуются разоблачения и контрразоблачения, демонстрируются «подлинные лица» многолетних кумиров, перечеркиваются их заслуги, подробно и эмоционально доказывается, что разбивающие яйцо с другого, неправильного конца и есть главные виновники сегодняшней катастрофы, а те, кто не понимают, сколь разрушительную роль играли и играют эти люди, являются их подельниками. Участники «дискуссий» борются, разумеется, за правое дело, а значит, в своем праве, а зрители наблюдают за битвой со сладострастным наслаждением, пользуясь периодически возможностями социальных сетей, чтобы выразить в комментариях свое презрение к одной из сторон спора или вообще ко всем его участникам сразу.

Ненависть здесь самоценна. Обвинение может быть абсолютно бредовым, лишь бы клокотало! Я с восторгом прочел, что Шендерович, оказывается, финансировал Пригожина: наверное, Виктор Анатольевич был вынужден выплатить ему штраф (а может, и не было никакого штрафа, и всё это возникло в возбужденном мозгу борца за правду, но, согласитесь, обвинение в финансировании звучит красиво). По этой логике я, кстати, финансировал Красовского и RT: я им выплатил штраф, причем RT чуть-чуть, а Красовскому за «ущерб, нанесенный мною его чести и достоинству» аж 300 тысяч рублей — до слез жалко. Это еще хорошо, что ни чести, ни достоинства у него сроду не было: если бы были, то за ущерб чему-то реальному они бы с меня в десять раз больше слупили.

Страсть к ненависти людей ничтожных, ничего в жизни не добившихся (а среди противников Путина такие тоже, разумеется, есть) не удивляет. Напишешь так кому-нибудь, что, мол, смотреть вас невозможно, на первой же минуте бросил, а вот на 26-й вы сморозили и вовсе глупость, а на 44-й запутались в падежах, — и чувствуешь, наверное, что-то похожее на ту гордость, которую испытывал клоп, укусивший Наполеона. Бог простит. Но поток захватил и людей сильных, у которых много чего есть за плечами. Им-то это зачем?

Во-первых, многие общественно активные люди — политики, журналисты, публичные интеллектуалы — лишились партнеров по диалогу. Раньше можно было обращаться к избирателям, но это когда были выборы или казалось, что они есть. Раньше можно было обращаться к обществу, например, с призывом выйти на акцию, но это когда акции были рискованны, но не приводили непосредственно в тюрьму: сейчас призывать выходить на акцию в России, если сам не выходишь, — это надо не иметь совести. Раньше можно было обращаться к властям, но это пока была (у кого-то) надежда, что их можно в чем-то убедить, что начальник хоть и дурак, но мыла не ест и так далее. А сейчас можно обращаться только друг к другу, а это неизбежно принимает форму выяснения того, кто когда был прав — я был, ясное дело, прав всегда, а не ты, — и обличения ужасных последствий твоей сегодняшней и прошлой неправоты.

Реальность (в том числе и наша жизнь) там, а мы — здесь! Мотор, работающий без смазки, неизбежно сломается, но сначала будет некоторое время дымиться и издавать неприятные звуки.

Но есть и еще одна причина этого фестиваля ненависти и вражды. Элементы идентичности, важные для каждого из нас, требуют постоянного подтверждения. И эти подтверждения очень часто не действенные, а сугубо эмоциональные. Например, значительная часть людей, принадлежащих к так называемым национальным меньшинствам, не придерживаются национальных традиций, не носят национальную одежду, часто не говорят на национальном языке или, по крайней мере, используют его весьма ограниченно. Единственное, чем они могут сами для себя подтвердить свою национальную принадлежность, — это «правильные» чувства, то есть любовь к тому, что должен любить представитель их народа, и ненависть к его врагам. Русский должен любить березки и пить водку, а не коньяк какой-нибудь (так считал патриот Александр Руцкой), а истинный ариец — восхищаться северной природой, а ни в коем случае не южной, и «ненавидеть врагов Рейха».

Причем ненависть проще и определеннее, а значит, в плане поддержания идентичности эффективнее. Я видел это в 1988–1989 годах в момент начала войны за Карабах, когда в Ереване и Баку даже вполне интеллигентные люди стали позволять себе еще вчера невозможные для них, осуждавшиеся в их среде высказывания по отношению к другому народу.

Социально-политическая идентичность противника Путина тоже требует подтверждения. Большинство из нас практически лишены возможности действий. Но и высказывание негатива по отношению к нашим настоящим врагам либо предельно опасно, если ты живешь в России, либо, если ты в изгнании, не дает морального удовлетворения и, соответственно, подтверждает идентичность куда меньше, чем раньше: ты ничем не рискуешь, а властям на твои инвективы наплевать — в бессильной злобе, мол. А вот выплескивание накопившихся эмоций на «социально близкого» вполне работает. Он/она обижается, отвечает — тебя услышали. Ну а если раньше ты завидовал ему, его влиянию, популярности или электоральным успехам, тогда и вовсе здорово — наконец-то ты можешь победить его.

Всё это не от хорошей жизни. 

Мы как жрецы, определявшие будущее по внутренностям жертвенного животного, пытаемся по мелким признакам понять, что же нас ждет. Но, как и у них, у нас нет четкого алгоритма вычисления, а потому мы, как и они, ловим смутные сигналы, чтобы увидеть то, что хотим увидеть. Как отшутился от сложного вопроса Блинкен, как выглядел Путин на встрече с кем-то и какую достоверную, конечно, информацию распространила разведка Гондураса — уже скоро! Даже интервью Пригожина рассматривается теперь как предвестник тектонических изменений — смещения Путина и, может быть, прихода к власти технократов. Мы внимаем словам уголовника, пытаясь разглядеть за ними будущее России. И не смейтесь над нами — это ведь от отчаяния.

И многие из нас, чтобы не зацикливаться на ужасной реальности и не желая признаваться себе в том, что ничего хорошего нас в реальной жизни не ждет, ведут жизнь виртуальную — продолжают выяснять отношения друг с другом. Ну что ж, тоже дело. Люди любят ненавидеть.