Комментарий · Общество

Спецоперация «Троица» 

Медиевист Олег Воскобойников — об идеологическом смысле изъятия иконы Рублева из Третьяковской галереи

Олег Воскобойников, доктор исторический наук, медиевист, научный руководитель проекта «Страдариум», специально для «Новой газеты Европа»

Икона Святой Троицы Андрея Рублева в храме Святого Николая в Москве. Фото: EPA/MAXIM SHIPENKOV

Согласно недавнему сообщению на сайте Московской патриархии, отвечая на многочисленные просьбы православных верующих, президент России Путин принял решение о возвращении РПЦ знаменитой иконы прп. Андрея Рублева «Троица». По благословению патриарха, образ в течение года будет выставлен в кафедральном соборном Храме Христа Спасителя для почитания, затем отправится в Троицкий собор Свято-Троицкой Сергиевой лавры.

Троицкий собор Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, Сергиев Посад, Московская область. Фото: Wikimedia Commons, CC BY-SA 3.0

Этим решением завершилось пятнадцатилетнее противостояние Церкви и Третьяковской галереи. В 2008 году, когда общественное мнение еще могло приниматься во внимание властью и вообще выражаться, первая попытка РПЦ вернуть себе икону, в свое время национализированную большевиками, не удалась. Музею удалось ее отстоять. Прошлым летом, в юбилей прп. Сергия и уже в разгар войны, Церковь взяла реванш: икона на несколько дней отправилась в лавру, где участвовала в богослужении и была, как и полагается, предметом поклонения тех, кого к ней допускали. По имеющимся у меня сведениям, эта первая рискованная операция закончилась для иконы относительно легкими повреждениями защитного слоя, но авторские рублевские слои от осыпей не пострадали. Скорее всего, это и вселило в руководство РПЦ надежду, что спецоперацию по окончательному вызволению желанного образа из цепких рук ее хранителей провести всё же удастся.

Возмущение в интеллигентской среде, в основном находящейся на безопасном расстоянии от эпицентра взрыва, не заставило себя ждать и тогда, разгорелись споры и сегодня. С чем это связано? Чтобы разобраться, нужно кое-что сказать об иконе и ее историческом значении.

«Троица», хоть и не чудотворная, как утверждает патриархия, обладает в истории христианской живописи совершенно особым статусом.

Недавние масштабные исследования ее и висящего в том же зале «Звенигородского чина» показали, что они принадлежат двум разным, отличающимся друг от друга по характеру крупным мастерам. Это заставило усомниться в атрибуции Рублеву именно «Троицы», однако сегодня основные специалисты вроде бы пришли к консенсусу: она всё же принадлежит кисти знаменитого иконописца.

Памятник Андрею Рублёву во Владимире. Фото: Wikimedia Commons 

Икона была написана прп. Андреем в зрелые годы — возможно, даже ближе к старости, в 1420-х годах. Любая икона есть богословие в красках, воплощенный в образе догмат, житие святого, церковный праздник. Но «Троица» принадлежит к шедеврам иконного богословия: удивительно лаконичными средствами она раскрывает сложное парадоксальное православное учение о Троице — нераздельной и неслиянной. Взяв за основу ветхозаветный сюжет о гостеприимстве, которое праотец Авраам оказал трем путникам, ангелам Господним, Рублев опустил большую часть деталей, сохранив лишь мотив трапезы, а также гору, дуб и дом — атрибуты, соответственно, Св. Духа, Сына и Отца. Молчаливый диалог ангелов выстраивается с помощью взглядов, а ключевым предметом этого таинственного собеседования следует считать жертвенную чашу с головой тельца, стоящую между ними. Сын спрашивает у Отца, следует ли Ему испить из чаши, Отец, благословляя чашу, смотрит на Св. Духа, передавая ему Свою волю, чтобы придать Сыну сил перед последним испытанием — Распятием. Так на предвечном (ибо лишенном привязок к конкретному событию в Мамврийской роще) совете Троицы вершится судьба человечества. И одновременно этот предвечный совет представлен как Евхаристия: даже фигуры Отца и Св. Духа образуют своими силуэтами чашу, внутри которой оказывается Сын, идущий на смерть.

Икона «Троица» Андрея Рублева. Фото: Wikimedia Commons 

Ангелы у Рублева обладают почти одинаковыми ликами, но есть в них и некоторые нюансы выражения, впрочем, трудно толкуемые: у всех немного разный наклон головы, центральная фигура чуть более фронтальна, чем боковые, но вместе с ангелом справа центральный ангел явно склоняется к ангелу, сидящему слева, тем самым выделяя его. Ни один из них не смотрит на зрителя, что тоже важно: зрителя не приглашают к прямому диалогу, хотя канонически это было возможно. Крылья соединяют между собой фигуры, которые, однако, не соприкасаются, и этот прием тоже мог читаться как отражение догмата о неслиянности и нераздельности Троицы. Все в равной мере исполнены божественного, небесного, непоколебимого покоя и человеческой, земной теплоты: таков «почерк» и, видимо, духовный настрой Рублева и живописцев его круга. Даже по сравнению с Феофаном Греком разница налицо: достаточно сравнить рублевскую «Троицу» с фреской Феофана в церкви Спаса на Ильине в Новгороде (1378), образом огромной духовной силы, но иным по эмоциональному строю.

Троица. Феофан Грек. 1378 г. Церковь Спаса Преображения на Ильине улице в Новгороде. Фото: Live Journal

Все эти достоинства «Троицы», скорее всего, оценили на Руси, хотя значительного влияния великая находка Рублева в православном мире вроде бы не оказала, потому что до падения Византии оставались считанные десятилетия. Тем не менее его икона, как и всё его творчество, — плоть от плоти общей православной культуры, объединявшей часть славян и греков во время последнего, Палеологовского ренессанса. В 1551 году Стоглавый собор в Москве закрепил правило, что Троицу следует писать по-рублевски, тем самым засвидетельствовав правильность выбранного им иконографического решения.

Мотив жертвенной чаши — очевидный для невооруженного глаза факт. Он даже побуждал некоторых историков искусства видеть в «Троице» своего рода евхаристическую икону, сводить весь ее смысл к богослужебным практикам. Наверное, это отчасти верно, ведь функционально эта икона — моленный образ в иконостасе. Но, как я попытался показать, он нечто большее. 

Идеологическое, государственное значение лавры и ее главной иконы привело к тому, что уже Иван IV Грозный подарил ей такой оклад, который полностью скрыл от глаз всю только что описанную недосказанность и таинственность.

Сохранившийся по сей день оклад Бориса Годунова, видимо, верно следует этой стилистике. Алтарь, на котором стоит чаша, здесь превращен в царскую трапезу, библейские путники — в разодетых гостей, скала (символ духовного восхождения) зрительно полностью слилась с древом, символом Честного древа, из чаши убрана голова тельца, центральный ангел благословляет не ее, а какое-то блюдце с ложкой. Молчаливый диалог взглядов скрадывается блеском украшенных каменьями нимбов, а жесты рук попросту лишены смысла. Федор Борисович Годунов добавил панагию на шею центральному ангелу, Федор Михайлович Романов — роскошные цаты. В таком виде икона выполняла свою литургическую функцию до 1918 года. Сегодня роскошный оклад хранится в Музее (Ризнице) лавры, в соборном иконостасе — прекрасный список 1926–1928 годов. Вальтер Беньямин видел икону еще в окладе зимой 1926 года: если верить «Московскому дневнику», фигуры ангелов напомнили ему китайских преступников в кандалах.

Ясно, что, при всем почтении к авторитету Андрея Рублева, богословские тонкости его «Троицы» мало кого волновали уже в XVI веке. Это вовсе не значит, что иконе плохо молились или ее недостаточно почитали. Важно констатировать, что 

почитание и «прочтение» — не одно и то же, причем как в религии, так и в науке.

Интересно, что современные католики осознали это едва ли не лучше, чем искусствоведы, и точно лучше, чем греки, которым, кажется, не пришло в голову Рублеву подражать ни до падения Константинополя, ни после. Между тем он воплотил и их многовековые искания. Сегодня репродукцию «Троицы» можно легко встретить в католических храмах, зачастую неподалеку от алтаря, выставленную, конечно, не для целования или иных форм почитания (они среди католиков не приняты), но, возможно, как знак искомого многими единения между Востоком и Западом.

Что же означает президентское решение, идущее в разрез с мнениями хранителей, опирающееся не на хоть какое-то «согласие» директора музея, а на легко организуемое в наши дни народное желание? Любой верующий человек согласится, что главное место почитания иконы — в храме. Однако не только в нем, иначе придется отменить красный угол в русской избе. Кроме того, тысячи икон, экспроприированные — но и отреставрированные! — большевиками, экспонируются в музеях. Рублевскую «Троицу» тоже вернули к жизни в музейных условиях, при большевиках. Я часто приходил в Третьяковку к «Троице» по личным соображениям и много раз видел молящихся рядом с ней. Доступ к святыне в одном из лучших музеев страны точно был достаточно свободным, поэтому логика многочисленных просьб верующих (наверняка где-то в Чистом переулке собранных, у нас всё «по-честному») мне не ясна. Видимо, все они собираются регулярно бывать в лавре, что похвально.

«Троица» в зале древнерусской живописи Третьяковской галереи, в специальном стеклянном шкафу. Фото предоставлено автором

Перенос такой иконы — политический жест средневекового происхождения. Все основные чудотворные иконы Руси обладают историями о том, как они по чьей-то воле путешествовали, участвовали в битвах, замиряли врагов, страдали от нехристей, наказывали ослушников и громили супостатов. Но и передавали частичку своей харизмы тем, кто находил в себе мужество вмешаться в их мирную жизнь, например, перевезя из-под Вышгорода во Владимир, из Владимира в Москву — далее везде. Лидер страны, где в каждом храме обязаны теперь молиться о победе, а не о мире, естественно, должен быть и лидером религиозным, способным на нетривиальный шаг. Например, Эрдоган вернул музею Софии статус великой мечети, не побоявшись пересмотреть решение Ататюрка. Чем мы хуже Эрдогана?

Возвращение великой иконы в лоно Церкви, думаю, видится инициатору как высшая справедливость, благодарность ее руководству и всем остальным за поддержку войны, залог нерушимого союза трона и алтаря.

В средневековом христианском сознании реальная действующая сила моленного образа неразрывно связана с его нахождением в храмовом пространстве, перформативном по самой своей природе. Молитва перед рублевской «Троицей», безусловно, более действенна в сознании верующего. Теперь представим себе такого коллективного верующего в виде Совета Безопасности — возможно, кое-что для нас прояснится. Повторяю, здесь нет никакого мракобесия, такова средневековая логика, заложенная в историю христианского искусства, и правящим элитам она очень хорошо знакома. Иконографическая программа Главного Храма Вооруженных Сил в Кубинке — отличное тому доказательство. Икона, которую так почитают на Западе, должна служить «правому делу» там, где этого хочет власть!

Беспрецедентная и никак не срежиссированная спецоперация по вызволению рублевской «Троицы» из тенет Третьяковской галереи, проведенная наскоком и без особой огласки, конечно, обескураживает своей безответственностью, даже отчаянностью. Если авторский слой не пострадал при первой поездке в Сергиев Посад, ничто не гарантирует, что этого не произойдет во второй раз. Можно обязать Церковь следить за температурным режимом. Можно искалечить пространство Троицкого собора, выставив икону не в иконостасе, где ей положено просто стоять среди других, но в герметичном кивоте, как трофей (каковым она и станет). Возможно, что лавра на это способна. Но она не отменит тысячи «человекочасов» в маленьком помещении, совсем не предназначенном для хранения иконы с подвижными досками. Русская Православная Церковь, естественно, не ставит своей целью навредить истории древнерусской живописи. Но передача ей всемирного достояния, за сохранность которого отвечали профессионалы (среди которых и мои друзья), — это типичная русская рулетка.