Было у матери два сына

Среди павших

В сельском поселении Усть-Багаряк главная местная достопримечательность — средняя общеобразовательная школа, которая в прошлом году отметила столетие. Свежевыкрашенное здание, внутри просторное и чистое. Сегодня здесь учатся 140 детей. В самом селе живет всего 1300 человек, поэтому на учебу съезжаются со всех окружающих деревень и поселков.

Вместе с директором и главой сельского поселения мы идем по школе, где учились дети Нурзии. На каждом этаже висят фото ветеранов и героев разных войн: Второй мировой, афганской, первой и второй чеченской… Для «героев СВО» выделено место в отдельном помещении — недавно открывшемся школьном музее. Здесь же экспозиция блокадного Ленинграда. Много свечей, к которым прикреплены небольшие клочки бумаги, на них написано «900». На небольшом возвышении — школьная парта советских времен, с откидывающейся частью столешницы.

— Искали через интернет парту нам для музея, а она больше 20 тысяч стоит, — говорит Фидалия Каримова, директор школы. — В итоге нашли у нас в сарае, починили, покрасили. Детям она нравится, любят посидеть за ней, как их предки сидели в прошлом столетии.

В шкафу за стеклом — спортивные награды, но основной мотив музейных экспонатов — это советское прошлое. Много Ленина, пионерии и Великой Отечественной войны.

— У вас, вижу, история страны в основном советским периодом представлена, — замечаю я. — А где можно увидеть достижения современной России?

Директор подводит нас к столу, над которым на стене висят две фотографии.

— Вот они, наши мальчики, — позвякивая связкой ключей, вздыхает Фидалия Каримова. — Здесь два портрета, но выпускников, погибших на спецоперации, уже трое. Только сообщили о третьем, портрет еще не успели сделать!

Все погибшие в СВО выпускники школы были добровольцами. 28-летний Ришат Латыпов, сын Нурзии, и 27-летний Алексей Канабин служили в ЧВК «Вагнер». 41-летний Анфис Кашапов ушел добровольцем в армию 23 июня прошлого года и погиб 2 июля, не пробыв в зоне СВО и десяти дней.

— Когда сын уходил, все родственники говорили: если у него на роду написано в таком возрасте умереть, он и в мирное время умрет, — вспоминает Нурзия. — Вот мой отец в плену мог в любой момент умереть, но он прожил долгую жизнь, уже дома: предначертано было.

— А как же «береженого Бог бережет»?

— Не знаю… Или мы себя так утешаем, что это судьба. Мы хотели пообщаться со знакомым Ришата — парнем из Муслюмово, он приехал в отпуск [из Украины], созвонились, но встретиться не успели. Перед отъездом обратно он попал под машину и погиб. Там он выжил, а здесь, в мирной обстановке, — нет. Так и не знаешь, где тебя смерть догонит.

Разговор о мистическом взбодрил всех, и каждый участник нашей импровизированной экскурсии тут же рассказал свою историю о неотвратимости смерти и отваге воинов. Вспомнили и местную женщину из одной деревни, которая «выкупила своего сына от армии». На следующий день он разбился на мотоцикле. «Она на себе волосы рвала: если бы отпустила на войну, мог бы выжить», — наперебой рассказывали мои собеседницы. В одном женщины сошлись точно: если предначертано, от смерти никак не убежать.

«Правильно воспитанные дети»

В Усть-Багаряке живут в основном пенсионеры. По словам главы сельского поселения, здесь проживает 500 мужчин призывного возраста, из них уже 31 мобилизовали — «из других районов не столько ушло, от нас много взяли».

— Обычные скромные деревенские ребята, — вздыхает директор о погибших выпускниках. — Никогда не подумаешь о них, что они могут совершить подвиг или стрелять в кого-то. А вот война призвала, и они взяли оружие в руки. Ну как призвала. Война началась, и они сами поняли, что нужны стране. Это наши правильно воспитанные дети.

На втором этаже в длинном коридоре на стенах — портреты-портреты-портреты… На детей со всех сторон смотрят в основном давно умершие люди — участники Великой Отечественной войны. Здесь же висят фотографии и воевавших деда и прадеда Ришата Латыпова. Теперь и его портрет занял свою нишу в общем ряду памяти.

— Мой папа в плену был, его увезли в Германию, — вспоминает Нурзия Латыпова, мама Ришата. — Про войну не любил говорить. Говорил, что всё время чувствовал голод и холод, пленные спали на улице. Какая-то женщина из местных их подкармливала.

— У вас так много ветеранов разных войн, — замечаю я, глядя на портреты «афганцев». — Прям какой-то воинственный край. Или вы очень тщательно память о каждом воине сохраняете?

— Память об их героическом поступке важно сохранить, — отвечает директор. — Они же не зря воевали.

— В Афгане?

— Ну а что? Родина сказала — они ушли [на войну].

Возле портретов недавних погибших установлен флаг «Юнармии». Три школьных класса входят в эту организацию, и их число растет. По словам директора, в школе всё основано на патриотическом воспитании, и каждый понедельник здесь добросовестно проводят «Разговоры о важном».

— Коллектив у нас устоявшийся, а учителя советской закалки, — отмечает Фидалия Каримова. — Мы все прекрасно понимаем, что происходит, люди взрослые, хорошо знающие историю и много видевшие в жизни.

— А как дети реагируют? Не мечтают поскорее вырасти и пойти на войну после ваших уроков? — интересуюсь я.

— Конечно, мы не призываем [в открытую] их идти на войну, — отвечает директор. — Нет. Мы в другом плане немного воспитываем, чтобы каждый сам дошел до этого.

— А у вас есть сыновья?

— Нет. Дочери. Зятья ждут повестки.

«Кто нас хочет завоевать? Америка!»

Вся деревня Иксаново — это одна улица и кладбище на окраине. Осталось 25 домов, в которых еще живут люди. Раньше здесь был детский сад и младшая школа. В детские годы Нурзии отсюда в среднюю школу пешком ходили или ездили на грузовике в соседнюю деревню. Она вспоминает, что кузов был наполовину накрыт брезентом. Кто первый влез, тот под навесом, остальные — под открытым небом, независимо от погоды, тарахтели по деревенским дорогам шесть километров. Сегодня и полные детей дома, и веселая молодежь давно в прошлом: живут здесь в основном пенсионеры. Местной «молодежи» уже за пятьдесят, а детей на всю деревню трое. Они ездят в школу в Усть-Багаряк на школьном автобусе, который по утрам собирает учеников по всей округе.

Дом Латыповых, в котором Нурзия прожила счастливую жизнь с мужем и сыновьями, всё еще дышит теплом большой семьи. Во дворе, в снежных сугробах, прикрытые ковриками две машины. Одна — умершего три года назад мужа, вторая — старшего сына Рустама, мобилизованного осенью прошлого года. Приехавшие в гости племянницы суетятся на кухне, и вокруг всё оживает, наполняется ароматами вкусной еды и девичьими разговорами. В центре большой комнаты — телевизор, его экран закрывает портрет погибшего сына Ришата. Рядом с ним — ваза с высохшим букетом цветов — давний подарок от местной администрации, всё руки не доходят выбросить.

— Мулла нам объясняет: кто погибает на войне, защищая Родину, тот сразу отправляется в рай, — говорит Нурзия. — Некоторые вокруг меня возмущаются: вот ради чего он погиб? Ради какой-то Украины? Да зачем надо было туда наших парней отправлять?.. Мол, ни за что погибли. 

Кто нас хочет завоевать? Так вот — Америка!

Нурзия вспоминает недавнее районное мероприятие. Некоторые женщины, похоронившие своих погибших в Украине мужей и сыновей, возмущались, что незачем было их мужиков в соседнюю страну отправлять. Она с гордостью рассказывает, что тоже выступила: ее сын сам принял решение идти воевать, и если каждый мужик будет на жену и детей кивать, то кто тогда будет нас защищать? Да, есть военнообязанные, но их ведь не так много.

Ришат Латыпов, с первого дня поддержавший СВО и ездивший в автомобиле с буквой «Z», принял решение поехать в Украину не сразу, а после разговоров с другими мужиками. Сначала он пообщался со своим знакомым из ЧВК «Вагнер», который приехал в отпуск из Украины. Тот говорил, мол, я же вернулся, всё нормально там. Потом Ришат на рыбалке еще каких-то парней встретил, те сказали: вы тут отсиживаетесь, а там ребята без отдыха воюют, месяцами в окопах живут, помыться не могут. Нурзия считает, что этот разговор стал для него решающим. В сентябре 2022-го он неожиданно для всех записался добровольцем в ЧВК «Вагнер».

— Вот у соседки сын хотел тоже в Украину, но они его смогли отговорить, — тихо говорит Нурзия. — Могла ли я отговорить Ришата? С моим сыном это не сработало бы. Его жена сказала, что беременна вторым ребенком, а он ответил, что тогда тем более вернется домой. Вопрос о том, чтобы вовсе не идти, перед ним не стоял. Я-то думала, что он из-за денег. Спрашивала: «Зачем тебе ехать? У тебя семья, машина, дом, работа — всё есть». Но он сказал, что «парням надо помочь», он не может «дома отсиживаться, когда они там за всех нас воюют». Он ушел с благими намерениями, с хорошей целью.

Уезжал Ришат в зону боевых действий тихо. Сказал, что никого не хочет звать на проводы. Провожали его только близкие родственники. Сфотографировались на прощанье, и всё. 

— У нас одна женщина провожала сына в армию и всё время плакала, — рассуждает Нурзия. — Говорят, нельзя так. Вот он стоит живой-здоровый, что плакать? Он идет в армию, как все. Вернется, как все. Правда, он в Чечню попал, но вернулся. А после Чечни столько в семье с ним горя стало, что мать потом всё время ревела. И я слышала, что она накликала свои будущие слезы. Я поэтому не ревела, когда в армию провожала, а потом — на спецоперацию. Я даже без свидетелей не ревела, потому что Бог всё видит.

«Просили не афишировать, что погиб на СВО»

Ришат Латыпов первое время был в учебке. Тогда с ним еще была связь. По словам Нурзии, они со старшим сыном даже не предполагали, что «вагнеровцев» в первую очередь в бой кидают. Она вспоминает, что один из ее родственников уже воюет в Украине, и Ришат хотел вместе с ним воевать, но не дозвонился, поэтому устроился в «Вагнера». Потом ему предлагали в учебке инструктором остаться, но парень не согласился «в тылу отсиживаться».

— Был еще вариант: его хотели взять в какой-то элитный отряд, но не подошел по внешности, он башкир, а там надо было на украинцев быть похожим, — говорит Нурзия.

В справке о смерти указана причина: «обугливание и разрушение частей тела в результате взрыва термобарического снаряда». Место гибели — ДНР. По словам представителя ЧВК «Вагнер», общавшегося с Нурзией, 22 октября 2022 года в место дислокации группы, где был Ришат, попал снаряд, почти все парни погибли в огне. Но забрать тела долго не удавалось. Когда вытащили, то для отправки погибшего домой нужно было сделать справку о смерти, а очередь на выдачу таких справок большая, поэтому он еще месяц пролежал в холодильнике. Похоронить его удалось лишь 28 января 2023 года. Всё это время родные надеялись, что Ришат жив, просто у него нет возможности позвонить.

— Когда нам привезли цинковый гроб, сказали не афишировать, что наш сын погиб на спецоперации, — вспоминает Нурзия. — А почему? Человек погиб за цели государства. Почему мы должны скрывать его смерть? Или нам что-то угрожает? Я не понимаю.

Родные просили справку об анализе ДНК, но им ответили, что ее никому не выдают, мол, вы можете открыть гроб и посмотреть.

— Но я так поняла, что тело сына долго в поле лежало, стало неузнаваемым, — продолжает Нурзия. 

Представитель ЧВК «Вагнер» передал семье Ришата похоронные сто тысяч рублей и пять миллионов за гибель. В мирной жизни у погибшего была зарплата 35–40 тысяч. За два месяца, что он числился в ЧВК, его жена получила 300 тысяч, хотя обещали больше. Больше деньги не приходили, но и сведений, что он погиб, тоже не было. Как объяснили родным Ришата, с конца октября он больше не числился [в ведомостях]: зарплату не начисляют тем, кто пропал без вести. Пока тело Ришата не забрали, он был, скажем так, вне зарплатных ведомостей.

Представитель «Вагнера» сказал, что Ришата наградили орденом Мужества, медалью «За отвагу» и черным крестом «За службу на Украине» и получать нужно у них, медали «привезут, но на оформление тоже очередь». Родные просили вернуть из Краснодара сумку погибшего, особенно телефон — вдруг в нем какие-то фото сохранились или записи на национальном языке для семьи остались, но представитель ЧВК «Вагнер» ответил, что пока это сложно, слишком большой поток погибших, работы много.

— Я никогда не думала, что мой сын вот так погибнет, — тихо говорит Нурзия. — Он был спортивным, сильным, выносливым и смелым. В последнем телефонном разговоре хвастал, что перепробовал все виды оружия, стал как Рембо. Но вот издалека снаряд прилетел, и его физические качества никак не помогли ему выжить.

«Родишь, а его заберут и убьют»

Март выдался солнечным, но холодным. Повезло, что снег еще не растаял, иначе к могиле Ришата было бы не пройти. Открыв висячий замок на воротах, проходим на территорию погоста. По хрусткому насту — быстрым шагом в сторону самой яркой могилы: погибших в СВО добротно обкладывают погребальными венками. Один венок словно свадебный наряд — от жены, с которой Ришат так и не успел оформить отношения. К столбу скотчем примотаны солнцезащитные очки — их оставила двоюродная сестра Марина: «Он их у меня всё время просил, а я не давала». Приезжал недавно в отпуск из Украины его товарищ, постоял у могилы, оставил пулю и сигарету.

Ришат лежит рядом с отцом, умершим три года назад. Оправившись от горя, младший сын задал неприятный, но важный вопрос: «Мама, папа умер так неожиданно, что мы ни о чем его даже спросить не успели. Я не хочу предполагать плохого, но если вдруг что-то случится с тобой, где тебя хоронить: возле твоей родни или папиной?» Нурзия ответила, что рядом с мужем, чтобы сыновьям было удобнее навещать родительские могилы.

— А теперь мой сын лежит рядом с моим мужем, а я прихожу к ним на могилы, — почти шепчет она.

Ришат очень любил свою старшую дочь Дарину, ей сейчас семь лет. Он везде ее с собой водил, на рыбалку и в деревню вместе ездили. Они с женой специально так рабочие графики подстроили: по двое суток работать и отдыхать по очереди, чтобы с дочерью всегда рядом был кто-то из родителей. В середине апреля в их семье родится вторая дочь.

— Смотрю на ее совместные фото с папой и думаю: «Каким счастливым ребенком она была», — продолжает Нурзия.

Всё это время взрослые были уверены, что Дарина не понимает, что отец уже не вернется. У девочки есть кукла, очень похожая на ребенка. Как-то внучка попросила бабушку надеть на куклу штанишки, а та никак не попадала ножкой в штанину.

— Ох, кажется, я разучилась с малышами управляться. Может, мне стоит родить ребеночка? Вспомнить, как с ним управляться, — сказала бабушка.

— Ага, ты родишь, вырастишь, а его потом на войну заберут и убьют, — ответила семилетняя внучка.

— Как же жить дальше? — спрашивает сама себя Нурзия. — Придет Новый год — Ришата не будет. Лето — и снова без него. Говорят, время лечит, но не знаю… Смотрю на его фотографию и думаю: «Сынок, ты никогда не будешь старым». Он жил полной жизнью, учился, улучшал себя в профессии, он точно не думал умирать. Ришат уезжал, я попросила магнит привезти. Просто, чтобы у него была какая-то просьба и он стремился вернуться. Тесть с друзьями его провожали, на литровой бутылке водки написали пожелания и оставили на его возвращение. А я сто пельменей слепила, так и лежат в морозилке. И елку долго не убирала, мы же Ришата в отпуск ждали после Нового года. Вот только убрала ее, в марте.

Письма сыну

— Как понять, что Бог услышал твою молитву? — размышляет осиротевшая мама. — Я вот о сыновьях всё время молюсь. Ехали как-то в машине с невесткой и внучками, и вдруг прямо перед нами появилась большая радуга. Я подумала, что Бог меня услышал, и с моими детьми всё будет в порядке: Он дал мне знак. Хоть Ришат и не отвечал, но я ему всё время писала, поддерживала эту связь, чтобы он чувствовал мою любовь. Когда провожали на поезд, я его тайно снимала на видео. Почему тайно? Чтобы не подумал, что я боюсь его больше не увидеть. Он меня всегда называл «мама-репортер».

— В заводском цехе, где я работаю крановщицей, есть пространство, в котором всегда пусто, — вспоминает Нурзия. — Я там проходила после смены и вдруг не выдержала, закричала: «Ришат, возвращайся, мы тебя ждем». Это было 23 января. Я думала, вдруг он сейчас где-то лежит без памяти, ему плохо, и он услышит мои слова и нас вспомнит. А на следующий день позвонила рыдающая невестка. Слов было не разобрать, но я поняла, что что-то случилось с сыном.

«Мама, я никогда не думал, что ты меня собственноручно повезешь на войну»

У Нурзии было два сына. Сейчас у нее остался только старший — Рустам. У него есть жена Рива и двое детей, 11 и 3 лет. В конце сентября ему сообщили, что он вошел в список мобилизованных. Но повестка ему не пришла. 

Провожали мобилизованных всем селом. В местном доме культуры с прошлого торжества на сцене остались большие цветные буквы «С праздником!» На фоне этих букв Рустам прощался с односельчанами:

«Спасибо, что поддержали нас в этот тяжелый момент. Всё понимаете, завтра едем на юга как бы «отдыхать», — в зале взрывной хохот. — Каждому из нас приятно, что вы приехали нас поддержать. Благодаря вам мы уезжаем с большей силой и уверенностью. Будем бить врага, а вы не переживайте и не волнуйтесь — мы как уедем, так и приедем».

«Главное, чтобы приехали», — закричал женский голос в зале. Все аплодируют.

Сегодня Рустам находится в Украине. После того как стало известно о гибели его младшего брата, мама написала письмо президенту России: «Владимир Владимирович! …Как мать я прошу вас освободить моего теперь единственного сына от выполнения воинских обязанностей в зоне действия СВО и вернуть его в семью. Он теперь моя единственная опора и надежда, поддержка не только своей семьи, но и моей, и семьи младшего брата. Прошу вас, помогите мне!» Письмо разослали нескольким адресатам. В военкомате сказали, что собирают документы на возврат мобилизованного бойца из армии. В части Рустама ждали документы из военкомата, а они всё не приходили. В военкомате говорили, что документы отправлены по электронной почте, да почему-то не получены…

В начале марта на крик души матери пришла сухая отписка из Министерства обороны РФ. Сославшись на Указ президента № 647 «Об объявленной частичной мобилизации в Российской Федерации», чиновники ответили, что «контракты о прохождении военной службы, заключенные военнослужащими, продолжают свое действие до окончания периода мобилизации». И никакой конкретики по ситуации Латыповых. Если продраться сквозь чиновничий язык, то станет понятно, что матери в возвращении сына домой отказали. Сразу вспоминается Песков, пресс-секретарь президента, в ноябре 2022 года заявивший, что «частичная мобилизация завершена» и отдельных указов для этого не нужно.

— Говорят, это одно из первых писем, где отказали сразу, — говорит Рива, жена Рустама. — Хотя перед этим вернули двоих парней из Снежинска. 

Как объяснил юрист, попросивший не называть его имя, в условиях специальной военной операции к семьям погибших должны применяться нормы ФЗ «О воинской обязанности и военной службе». Можно было бы сослаться на ст. 23, которая дает право на демобилизацию членам семей военнослужащих, погибших при исполнении воинских обязанностей. Рустама Латыпова должны немедленно демобилизовать, так как объявленная частичная мобилизация — это тоже призыв на военную службу, а не приглашение к пикнику на природе. Однако пробелы в законе, связанные с правовым статусом СВО, не позволяют таким семьям защитить своих родных одной ссылкой на правовую норму. Остается только идти в суд…

— Когда я училась на права, старший всё время боялся за меня, а младший, наоборот, подбадривал: «Давай, мама, газуй! В пол педаль — не бойся, я же с тобой рядом», — вспоминает Нурзия. — Я с пятого раза экзамен сдала. Ришат звонит: «Ну что, мама, сдала?» Я хотела сделать трагический голос, но не смогла — рассмеялась. Он обрадовался, говорит, утром проснулся с мыслью, что сегодня мама сдаст экзамен. А старший думал, что я никогда не сдам. Когда мы Рустама провожали, я его на машине отвезла к точке сбора. Он мне сказал: «Мама, я никогда не думал, что ты меня собственноручно повезешь на войну»…