Путин взошел на престол так давно, что кажется, он был всегда, а все остальное — лишь легенды. В первый период своего царствования он, очевидно, стремился к интеграции России в западный мир. Это видно не только по его публичным выступлениям, но и по тому, что он первым из мировых лидеров дозвонился президенту Бушу после теракта 11 сентября и не просто выразил солидарность на словах, но и помог разведданными по Афганистану и согласием на базу США в Кыргызстане. А встречаясь с Ким Чен Иром — вторым диктатором династии Кимов, он говорил ему, что помнит, мол, как из окон Штази валил дым от сжигаемых документов — он стоял на пощади среди зрителей — и что, если Любимый Руководитель не хочет, чтобы такое произошло в Пхеньяне, надо самому идти на уступки (не могу сослаться на источник этой информации, но он более чем надежен — поверьте на слово).
Но с интеграцией ничего не вышло. Путин ведь не просто хотел в клуб на равных основаниях, он хотел, чтобы его сразу взяли в привилегированные, старшие члены клуба. Собственно, он вообще не понимал правил этого клуба, он думал, что все осталось, как в конце войны, когда главные лидеры поделили между собой мир — вот он и хотел быть одним из главных. И поделить. Но если у Черчилля и Рузвельта, может, и не было тогда другого выхода, кроме как, учитывая тогдашние возможности и амбиции Сталина, пойти на соглашение с ним, то сейчас мир изменился. И дело не только в том, что Россия с начала путинского правления была в военном отношении неизмеримо слабее тогдашнего СССР.