В попытке понять то, что понять кажется невозможным, — политику Владимира Путина и развязанную им войну, — в качестве гипотезы часто обращаются к «имперскому сознанию», якобы свойственному большинству граждан России или большинству этнических русских.
Здесь две ошибки.
Прежде всего, никакого имперского сознания у русских нет. Или, точнее, оно присутствует не больше, чем у всех остальных народов, прошедших через стадию имперского развития.
Под имперским сознанием, по-видимому, понимается желание, чтобы твоя страна была империей (повелевала другими народами), представление, что это естественно для нее, что в этом ее миссия и предназначение, — и тоска, если эта позиция утрачена.
Но когда распадалась наша империя — СССР — никто не печалился по поводу ухода из-под власти Москвы, допустим, Таджикистана и не требовал ввести туда войска, чтобы не допустить его независимости. Фантомные «имперские боли» появились у нас много позже, в нулевые, когда тема крупнейшей геополитической катастрофы двадцатого века стала активно эксплуатироваться властями. Но и среди тех, кто соглашается с тем, что распад СССР — это плохо (ну, не крупнейшая, конечно, катастрофа, но всё же жаль), никто, кроме нескольких городских сумасшедших, рекламируемых телевизором, не хочет вновь управлять утерянными колониями и усмирять вечно неблагодарных туземцев. Нелюбовь, мягко говоря, к некогда находившимся под рукой русского царя народам есть, но желание вновь их захватить нет.
Это естественно. У нас же была довольно странная империя. Власть метрополии не делилась с подданными реальными или мифическими выгодами от захватов.