— Работа спецдокладчика — волонтерская. Какую часть вашей жизни она занимает?
«Выбор у белорусов простой: молчать, сидеть в тюрьме или уезжать»
Когда Совет по правам человека ООН назначает спецдокладчика для той или иной страны, это означает, что в стране всё очень плохо. Скоро в ООН появится спецдокладчик по ситуации с правами человека в России. А для Беларуси этот мандат существует уже десять лет. Последние четыре года спецдокладчиком по ситуации с правами человека в Беларуси является француженка Анаис Марин. Беларусь была сферой ее академических интересов на протяжении последних 15 лет — возможно, это сыграло свою роль при назначении: кандидатуру Марин выбрали из восьми претендентов.
Кстати, многие ошибочно считают, что спецдокладчик ООН — это международный чиновник с зарплатой, бонусами и льготами. На самом деле это волонтерство. Точнее, подвижничество. Потому что эта работа занимает всё время и изрядно треплет нервы. Впрочем, у самой госпожи Марин другое определение: миссия.
— Работа спецдокладчика — волонтерская. Какую часть вашей жизни она занимает?
— На бумаге — не больше трех месяцев в год. В реальности — уже больше двух лет это занимает 200 процентов моего времени. И вечера, и выходные, и праздники. Очень много проблем с нарушениями прав человека, и я воспринимаю это очень серьезно. Работа спецдокладчика — это миссия. И ее нужно выполнять безупречно.
— Вам закрыт въезд в Беларусь?
— Да, еще с тех пор, когда я не была спецдокладчиком, — после репрессий 2011 года, когда Евросоюз ввел визовые санкции, власти ответили тем же. Потом был некоторый период потепления, и несколько раз я смогла приехать по своим академическим делам, но с 2018 года уже вообще нет доступа к территории РБ. У белорусских властей такая политика: не признавать мандат и не сотрудничать со спецдокладчиком.
— Многие в Беларуси знают, что вы — спецдокладчик ООН по ситуации с правами человека. Но сам механизм появления такого мандата для большинства остается тайной. Есть люди, которые вообще считают, что раз есть государство — значит, должен быть спецдокладчик, будто это такая опция по умолчанию. Расскажите, пожалуйста, как это в действительности работает и что должно произойти в стране, чтобы ООН назначила спецдокладчика по ситуации с правами человека в этой стране?
— Надо вспомнить, что мандат создается Советом по правам человека ООН, который является продолжением Генеральной ассамблеи. Офис Совета находится в Женеве, там заседают представители 47 государств (Россию оттуда уже выгнали, кстати). У них есть три направления для мониторинга прав человека.
Первый — это универсальный периодический обзор (Universal Periodic Review), он делается самими государствами. Это любимый вид белорусских властей, потому что тут государство может безболезненно принимать рекомендации, скажем, и от Литвы, и от Катара, а само давать рекомендации Франции или Нидерландам по улучшению ситуации с правами человека.
Второе направление — договорные органы (Treaty Bodies). Это отдельные независимые эксперты, которые ведут мониторинг соблюдения ООНовских конвенций — против пыток, против дискриминации женщин и так далее, всего их девять, включая Международный пакт о гражданских и политических правах. Тут уже работает Комитет по правам человека. И если страна подписала Факультативный протокол к Пакту, граждане могут обращаться прямо в Комитет, когда они исчерпали все возможности в своей стране.
И, наконец, третье направление — специальные процедуры: это когда уже есть серьезные проблемы. Тут два вида спецдокладчиков: независимые эксперты и рабочие группы. Самая старая рабочая группа — по произвольным задержаниям, она работает уже 34 года. И есть 45 тематических специальных процедур — например, спецдокладчики по праву на свободу собраний, по праву на свободу выражения мнения и так далее.
Есть даже спецдокладчик по вопросу об односторонних принудительных мерах (то есть санкциях), причем занимает эту должность профессор Белорусского государственного университета Елена Довгань.
Есть спецдокладчики по отдельным странам, когда нарушения становятся массовыми и это требует внимания Совета по правам человека. Мандат спецдокладчика по Беларуси существует десять лет, и каждый год принимается резолюция. Мандаты тематических спецдокладчиков действуют три года, страновые — один год, а потом продлеваются, если набирается достаточно голосов в Совете. Кроме Беларуси, в этой группе находятся 13 стран, в том числе Сирия, Мали, Афганистан, Эритрея, Северная Корея, ЦАР.
— Да уж, список выглядит удручающе. Теперь к нему еще и Россия присоединится?
— Уже год готовится резолюция, но обычно или одна страна, или несколько готовят эту резолюцию, объясняя, по каким причинам требуется спецдокладчик. Те, кто предлагает создание нового мандата, должны быть уверены в том, что наберут достаточно голосов. И эта арифметика очень важна для авторитета мандата и даже для того, чтобы Генассамблея выделила офису Верховного комиссара ООН по правам человека достаточно фондов для поддержки мандата. Спедокладчик, например, не получает никакой зарплаты, но у него есть в Женеве ассистент, который ее получает. То есть каждый мандат стоит денег: в первую очередь, для командировок (если доступ в страну есть) и перевода доклада на остальные пять официальных языков ООН. И всегда есть те, кто хочет прекратить действие некоторых мандатов. В июне не было политической воли со стороны больших стран, чтобы создать этот мандат, но ситуация ухудшается с каждым днем, поэтому в сентябре он был создан, сейчас рассматриваются кандидатуры, и в марте спецдокладчик по правам человека в России будет назначен.
— Что вообще означает для страны появление спецдокладчика по правам человека? Меняется ли ее статус в международном сообществе, репутация, отношение?
— Не обязательно меняется. Всё зависит от того, по какому пункту повестки дня создается мандат. Если по пункту 10 — это техническое сотрудничество, оно означает, что страна согласна и приветствует создание мандата. Такой случай был в Мали: там права человека нарушались не правительством, а исламистскими группировками, имеющими контроль над частью территории страны. Так что правительство Мали и спецдокладчик активно сотрудничают для мониторинга нарушений прав человека на оккупированных территориях. А если мандат создается по пункту 4 — это означает ситуацию, которая требует срочного внимания Совета по правам человека. Большая часть резолюций принимается именно по этому пункту. В случае с Беларусью инициатором мандата является Европейский Союз.
— Насколько влияют ваши ежегодные доклады на международную политику в отношении Беларуси? Что в принципе может изменить спецдокладчик в рамках своего мандата?
— Самое главное — это добиться того, чтобы ситуация с правами человека в конкретной стране осталась в повестке дня. Всегда есть новые кризисы и даже войны, которые отодвигают на второй план прежние темы. А ситуация продолжает требовать внимания. И моя задача — сохранить ситуацию с правами человека Беларуси в фокусе Совета.
Доклады считаются авторитетными благодаря методологии, которую мы используем.
Нам нельзя использовать информацию из вторых рук, даже если это тема номер один в СМИ. Только жертва, или ее представители (адвокат, близкий родственник), или правозащитные организации, с которыми мы сотрудничаем:
они тоже используют эту методологию. Из-за того что я сама не могу поехать в Беларусь и получить информацию на месте, мы очень рассчитываем на помощь белорусских правозащитников. Если у меня нет письменного согласия жертвы или ее представителей, я не могу упоминать ее имя: к сожалению, именно в Беларуси слишком высокий риск репрессий, а для ООН главный принцип — не навредить. Поэтому в последние полтора года мы вынуждены были принять тяжелое решение, чтобы защитить наши источники информации, и мы решили не давать больше их фамилии. Это снижает уровень авторитетности доклада, но он становится еще более показательным, демонстрируя ситуацию внутри страны — отсутствие правосудия и полный произвол.
— Интересно, а как в таком случае работают ваши коллеги, спецдокладчики по таким странам, как, например, Северная Корея? К ней вашу методологию никак не применить.
— Вот так и работают — как могут. Власти тоталитарных стран тоже не всегда ведут себя одинаково. Например, спецдокладчик по Ирану долгое время мог встречаться с официальными лицами, хоть и за границей. Конечно, отсутствие коммуникаций, отсутствие доступа — это очень серьезная проблема. Спецдокладчик — не прокурор, ООН — не инквизиция. Мы, в соответствии с Кодексом поведения ООН, должны оставаться нейтральными, объективными и беспристрастными. Это означает: слушать все стороны, описывать в своих докладах только факты и давать рекомендации в первую очередь правительству данной страны, даже если оно считается нелегитимным в глазах населения или части международного сообщества. Я всегда считала, что делиться информацией — в интересах правительства Беларуси: они могли бы высказать свое мнение, интерпретировать кейсы, о которых я спрашиваю, оправдаться, в конце концов.
Например, в 2016 году власти приняли на три года национальный план действий по правам человека. Я предлагала: вот список рекомендаций Универсального периодического обзора, среди них рекомендации некоторых стран, которые правительство Беларуси согласилось принять во внимание. Причем бывает, что рекомендация одна и та же, но если исходит от западной страны, то она изначально воспринимается как враждебная, а если от союзника — то вполне доброжелательная и выполнимая. Я предлагала рассказать, что и куда продвигается, но никаких ответов так и не дождалась. Теперь я понимаю: это было не только потому, что со мной принципиально не общаются, но и потому, что ничего не делалось. Не было никаких попыток улучшить ситуацию с правами человека. Ничего так и не было сделано. Люди должны быть послушными и лояльными. А теперь и вовсе выбор у белорусов простой: молчать, сидеть в тюрьме или уезжать.
— Что должно произойти для того, чтобы мандат спецдокладчика по ситуации с правами человека в Беларуси был упразднен окончательно?
— Правительство должно начать выполнять рекомендации, которые содержатся в наших докладах уже десять лет. Список, конечно, большой, и игнорирование со стороны властей тоже полное. Все оправдываются, что, мол, нет идеальных стран и что для каждой страны путь к демократии индивидуален. Но для начала нужна хотя бы политическая воля, хотя бы уважение к механизмам ООН, и подписанным страной конвенциям, и, наконец, понимание того, что в последние 30 лет все эти конвенции систематически нарушаются. Но ни понимания, ни политической воли, ни уважения к конвенциям — со стороны белорусских властей ничего этого нет, и всё становится только хуже.
— В одном из интервью в самом начале вашего мандата вы говорили, что готовы к критике со стороны всех — и властей, и оппозиции. В результате так и случилось? И что именно становится предметом для критики?
— Я знаю, что власти читают мои доклады, но они меня никогда не критиковали: Беларусь не признает мандат спецдокладчика, а потому ведет себя так, как будто меня вообще не существует. Даже когда мы отправляем правительству Беларуси письма с просьбами разъяснить определенный кейс (мы каждый месяц отправляем такие письма), я всегда прошу подписать эти письма тематических спецдокладчиков. По процедуре у правительства Беларуси есть 60 дней для ответа, а потом мы имеем право публиковать наши сообщения вместе с их ответом. Если нет ответа — всё равно публикуем.
Так вот, если правительство Беларуси всё-таки отвечает, что в последнее время стало крайне редким, то оно адресует свои ответы всем, кто подписал наше обращение, кроме меня.
Впрочем, обладателей тех мандатов, которые белорусские власти признают, в страну всё равно уже много лет не пускают.
Что до гражданского общества, то оно сначала имело сомнения: я не профессиональный правозащитник, я политолог. Спецдокладчик, к слову, не назначается открытым голосованием: это довольно сложная процедура, в которой участвуют представители от пяти региональных групп. Они выбирают кандидатуры, проводят с каждым интервью. И я говорила, что хотела бы улучшить контакты с белорусскими властями (возможно, это тоже сыграло свою роль в моем назначении), а правозащитники тогда выразили недоумение: как это возможно? Но я честно старалась, в первые полгода отправила в Минск немало писем, прося о контактах, имела даже неформальные встречи в Женеве, но из этого, увы, ничего не вышло, и очень быстро я увидела, что ситуация с правами человека в стране даже хуже, чем я ожидала. При том, что я занимаюсь Беларусью уже 15 лет, только в качестве спецдокладчика я узнала множество действительно страшных вещей — например, о положении детей в колониях для несовершеннолетних. И после первого доклада гражданское общество Беларуси, к счастью, поняло, что я веду свою работу независимо, честно и профессионально.
— Вы были в Беларуси в декабре 2010 года (именно после тех выборов был введен мандат спецдокладчика) и видели, как в один вечер были арестованы все кандидаты в президенты. Что вы тогда думали о возможном развитии ситуации? Могли ли предположить, что через 10 лет число репрессированных будет измеряться не десятками, а тысячами?
— Я была наблюдателем от ОБСЕ на тех выборах. 19 декабря я была в Бресте. Конечно, наблюдала по телевизору за разгоном акции в Минске. Было страшно, конечно. Потом бывали моменты, когда появлялась надежда на то, что ситуация может измениться в лучшую сторону. Например, в 2018 году, когда власти разрешили праздновать 25 марта 100-летие Белорусской народной республики. А потом наступил 2020 год, и рухнули все надежды. И когда я видела первые задержания, еще до августа, понимала, что будут протесты и предсказуемая реакция власти: насилие. Но никак не могла предположить, что спустя два года Беларусь всё еще будет находиться в этой ситуации. Страшнее всего то, что в мировых медиа всё меньше говорят о Беларуси, особенно с февраля, но на самом деле произвола всё больше и больше. Это просто беспредел.
— Беларусь денонсировала Факультативный протокол к Международному пакту о гражданских и политических правах. Выходит, белорусы больше не смогут обращаться в Комитет по правам человека ООН? Я понимаю, что решение Комитета — это скорее символ, но всё равно для белорусов это было очень важно.
— Да, у белорусов, к сожалению, осталось три месяца — до февраля. И решение КПЧ — это не символический знак. Это фиксируется для человечества. В ООНовских структурах сохраняется информация о том, что было такое нарушение прав человека, и когда оно становится массовым, очень важно всё фиксировать для будущего. Например, для будущего суда. Либо в новой Беларуси, либо в Международном уголовном суде. Такого уровня безнаказанности быть не может и не должно, так что деятельность Комитета по правам человека очень важна. А белорусы большие молодцы, что проходили этот путь: я знаю, что процедура сложная и долгая, и нужно пройти все судебные инстанции, прежде чем обратиться в Комитет по правам человека, но там очень ценили то, что столько обращений от белорусских граждан. Больше всего — именно от белорусов. Это означает, что люди готовы бороться и умеют это делать ООНовскими путями.
Кстати, существует и дополнительный механизм докладывать о нарушениях. Это новый мандат, который создали в марте 2021 года и продлили в этом году, — рассмотрение Управлением Верховного комиссара по правам человека. Есть несколько человек в Управлении, которые занимаются только Беларусью, фиксируют нарушения прав человека, имевшие место с 1 мая 2020 года в связи с выборами. Я знаю, что они всё еще готовят материал для доклада, поскольку репрессии, связанные с выборами 2020 года и протестами после них, продолжаются до сих пор. Они провели интервью с сотнями людей. И этот материал потенциально будет использоваться для преследования причастных к репрессиям. Туда можно обращаться и сейчас. И я всем белорусам, столкнувшимся с арестами, пытками, угрозами, рекомендую это сделать.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}