Обстоятельства непреодолимой силы 

Нью-йоркское метро встречает духотой. По подземке стелется монотонный бас электрогитары, в переходе на синтезаторе играет постоянный друг детей — темнокожий мужик с широченной улыбкой, который по-русски знает несколько слов и проговаривает под музыку что-то типа: «У нее была красивая улыбка, она подошла ко мне, а я сказал: не здесь», пока я набираю в телефоне сообщение другу о том, как пересечь границу с Мексикой, потому что Байден заявил о возможности получить политубежище тем, кто валит из России из-за мобилизации.

— Там, на границе, главное — оказаться на американской стороне, упасть и успеть крикнуть: я прошу политическое убежище!

— А если не успеешь, расстреляют?

— Вряд ли, просто будешь получать убежище в Мексике, — отшучиваюсь я.

Тема с мобилизацией и потенциалом применения ядерного оружия — в топе на телеканале, где я пристроился интерном в качестве продюсера. Иммиграционные адвокаты в эфире говорят, что единственный путь — перебираться в США через Мексику или Канаду, визы с русским паспортом получить уже невозможно, обращаться в какие-то организации — бесполезно. Дыра на границе с Мексикой пока работает, но есть одно «но». Американская политика.

***

Я внутренне был готов к войне. С начала февраля ожидал, что вот-вот начнется. И всё равно застала врасплох — скорее не своим началом, а необходимостью срочно вытаскивать из России детей. Несколько ночей подряд бронировать билеты, говорить по телефону с сотрудниками Аэрофлота, которые не хотят регистрировать семью на рейс, говорить с друзьями, которые не хотят уезжать и надеются, что всё обойдется, ходить на акции протеста, чтобы хоть как-то отвлечься.

Накануне объявления мобилизации я сидел на работе, читал в телеграм о том, что в Госдуме наутро будут менять УК РФ. В соседнем чате людям не верилось, что мобилизация будет. Каждый день отчаянно хочется курить одну за одной. Мы как-то сидели на дорогой кухне наших американских хозяев, где они рассуждали, что мои сложные обстоятельства никогда не закончатся, а выбор есть всегда, и всё это — мой выбор. Я мог бы ответить лишь что-то типа: когда у тебя трехэтажный дом в Бруклине, выбирать куда легче, но даже объяснять не стал, что обстоятельства бывают непреодолимой силы.

Я не планировал жить в Нью-Йорке. Пожить хотел, жить не планировал. Конечно, у меня был выбор. Пойти в пресс-службу чего-то там, остаться на госканале, не знаю, идти продавать светодиодные лампочки. Мог остаться в России и идти сейчас в военкомат за повесткой, хотя, скорее всего, не смог бы из-за тюремного срока — полученного или в перспективе. Но выбор всегда есть.

Когда я приехал в Штаты, планировал снять жилье и перевезти детей, но началась война, и нам пришлось месяцами скитаться по Нью-Йорку, досыпать в метро, ютиться в подвале или крохотной комнате с раскладушкой. Конечно, у меня был выбор. Я мог оставить детей в России, мог вообще не париться и жить тут спокойно. Выбор всегда есть.

У тех, кого призывают сейчас воевать с Украиной, тоже есть выбор. Взять повестку и пойти воевать или пойти под уголовное дело. Да, 10, 30, 100 человек — это одно, а 300 000 с уголовными делами — совсем другое, но вряд ли это кого-то остановит. Хотя это выбор. Непростой, но выбор.

О том, что не остался в России, не жалею ни минуты. Америка — непростая страна, и меня не отговаривал от нее только ленивый. Нью-Йорк — непростой город. Он дает возможность побывать чуть ли не на любом уровне жизни. И каждый день напоминает: не расслабляйся. Вот ты везешь детей на такси в школу, потому что они капризничают с утра, берешь в кафе салат, а вот ты уже перепрыгиваешь через турникеты в метро, пьешь на детской площадке из фонтанчика для питья, ищешь места с бесплатной раздачей еды, скорее прячешь в карман сдачу, которую по ошибке дали больше, чем обычно, отписываешься к чертям от всех подписок на детские телеканалы и игры, точишь на работе бичпакеты. В первый приезд в Нью-Йорк я сидел на Таймс-сквер и ел лобстера — меня угощали. Через месяц я ютился в маленькой квартирке в Бруклине с матрасом в пустой комнате и носил найденные в подъезде ботинки на размер меньше.

С детьми мы где только ни жили, а в метро, кажется, проводили полдня, прежде чем у меня появилась возможность водить их в школу в трех минутах от квартиры, из которой, правда, нас в любой день могут выселить и в которой вчера буквально отвалилось окно, и как раз пришел лютый холод, но ничего, окно я кое-как починил. Это мой выбор. Как-то мне в комментариях написали: а почему Нью-Йорк, это же дорогой город? 

Другое дело, что я успел еще проскочить, когда всё было не так непросто. Сейчас же число людей, желающих попасть в США, выросло, а денег для них стало куда меньше, да и едут не только беженцы из России, но и из соседней Мексики, из Украины.

***

Экс-президент Трамп в попытке защитить демократические ценности Америки построил когда-то стену на границе с Мексикой. Кто-то стену критикует, кто-то хвалит, как, например, пограничники. Администрация Байдена отменила ряд законов, которые усложняли жизнь нелегальным мигрантам и позволяли депортировать их без особых разбирательств, что открыло новый неслыханный поток беженцев.

Когда я жил в русском районе и снимал там за бешеные деньги крохотную комнату, туда регулярно приезжали украинцы, грузины, армяне, азербайджанцы, русские, которые прорвались в США через Мексику и которым тоже особо некуда идти и приходилось платить по 100 долларов в сутки. Люди платили по пять-десять тысяч долларов, чтобы перебраться через границу, попадали в бордер, проводили в тюрьме неделю, а то и две, женщин и детей выпускали быстрее, мужчины порой зависали на месяцы, одинокие жены пытались устроиться в непростом городе в привычном русском коммьюнити. Один парень с женой и дочерью снял четырехкомнатную квартиру вскладчину с другой семьей и устроился работать на вышках, когда я ему звонил, он болтался на высоте 100 метров в 40-градусную летнюю жару. Некоторые семьи из России я встречал в шелтере, те тоже прорывались через Мексику.

Поток беженцев усиливался. Они попадали в Техас и другие близлежащие штаты, а оттуда губернаторы-республиканцы теперь отправляют их автобусами на север, в Нью-Йорк, Вашингтон и так далее — туда, где руководят губернаторы-демократы, чтобы показать свое «фи» конкурирующей партии. В результате шелтеры Нью-Йорка переполнились до отказа, мэр города Эрик Адамс даже начал рассматривать вариант размещения мигрантов на круизных лайнерах. Жилье подскочило в цене, многие объединяются, чтобы снять хотя бы комнату.

Мне, когда я еще в России смотрел цены на жилье в Штатах, становилось дурно, сейчас, перестав переводить на рубли, привык, а цены всё равно растут. Я как отец-одиночка с двумя детьми и без работы долго не мог снять ничего и до сих пор жду разрешения на работу. Это я всё к тому, что Америка не рай, попасть сюда — всё равно что сняться в блокбастере, выжить, особенно сейчас, непросто.

Один известный активист из Петрозаводска на днях написал мне: «Я внезапно бежал в Финляндию вчера. Ничего не понятно, но как-то вырулится, конечно. Такие дела».

Я радуюсь.

***

Друг мой в 2021 году переехал в Москву, нашел работу, снял с женой квартиру. Когда началась война в Украине, я часами уговаривал его уезжать: он служил после универа, попал бы под мобилизацию в первых рядах, это уже тогда было понятно. У друга — семья, брат, жена, коты без прививки. Неделю-две он пребывал в прострации, пока не решился.

Они добрались до Стамбула, сняли квартиру, нашел подработку онлайн, его срок пребывания в Турции заканчивается весной, российские карты и счета перекрывают, работать всё труднее.

Теперь они думают, как перебраться в США. С женой, с котами и уведомлением о необходимости явиться в военкомат по месту жительства, чтобы сверить документы.

Я пишу ему, пока иду в переходах бесконечного метро, которое не переставая говорит со мной — знаками, музыкой, словами безумных и бездомных на станции.

Когда сразу после начала войны я уговаривал его уехать, говорил, что со временем перетащу его в Штаты. Потому что он часть моей семьи.

***

Я знаю, что россияне пойдут на войну. Ответят на частичную мобилизацию покорностью. И на массовую мобилизацию тоже. Тем более материнский капитал продолжают индексировать, какие-никакие пособия дают. Скидки по кредитам и ипотеке. Где-то в деревне накинуть десять тысяч рублей матери при пособии, сколько там, 50 или 100 рублей в месяц по уходу за ребенком — тут хочешь не хочешь, а впадешь в эйфорию и отправишь мужа воевать. 

Я помню, как в детском саду у старшего сына отмечали 23 февраля. В патриотическом угаре под песню «Русский парень в огне не горит, русский парень в воде не тонет…» дети, наряженные в пилотки и спецназовские банданы, стреляли в небо из воображаемых автоматов. Отжимались, приседали и снова стреляли. Я был разъярен. Мой сын играл в этом спектакле «джентльмена»: он стоял в белой рубашке, брюках и галстуке-бабочке и зевал во весь рот — его так нарядили, потому что ранее на просьбу воспитателя перед 9 мая нарядить сына в военную форму и выучить военный стих, я ответил: наряжайтесь сами. Больше нас с военной формой никто не трогал. Это успокаивало.

Еще вспоминаю, как дети облепливали военную технику на 9 мая, а взрослые ходили с флажками «на Берлин». Сейчас я смотрю на эти толпы переодетых в военную форму детей и взрослых и думаю: вот теперь есть шанс отправиться на настоящую войну. И смотрю видео, где люди с безвольным отчаянием садятся в автобусы, идут на призывные пункты, а какая-нибудь безмозглая тетка из призывной комиссии в длинной блеклой юбке и кофте заливает им, что сын у нее воюет и она сама бы пошла, если бы могла, и параллельно с ней депутаты Госдумы с поехавшей набекрень системой ценностей говорят, что, если родина призовет, они пойдут. Лицемерие такое же, как у президента некогда моей страны, тронувшегося умом пацана из питерской подворотни, который наступил на горло собственных понтов и уверовал в свою великую миссию. Такое же, как у мужика, про которого мне рассказала знакомая: тот из-за границы обвиняет ее в предательстве родины и ждет, когда «Россия придет» и наступит его время.

Ни один из этих депутатов, ни тот мужик не пойдут в окопы, или на передовую, или куда там еще пошлет их родина. Путин пойдет до конца.

Российское либеральное общество сваливается в бессмысленную коллективную вину. Новоявленные иноагенты из российского истеблишмента пишут в соцсетях: «ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ…» — и шлют отчеты, чего-то боясь потерять или надеясь на милость царя, бог знает. Внутри России патриоты потряхивают кулаком, впрочем, уже не так уверенно. Только главный заводила-хулиган из неблагополучной семьи, где внутренние проблемы спрятаны и родители делают вид, что всё в порядке, поигрывает не игрушечным пистолетом, а ядерным чемоданчиком и вершит не пацанами с соседнего двора, а человеческими жизнями, и уставшие от его выкрутасов строгие родители лишают его постепенно игрушек, друзей и доступа к интернету, побивают ремнем, а он только больше злится и замыкается в своей тупой и болезненной обиде.

У меня уже не болит ничего. То, что происходит в России, происходит и будет происходить. Болит только за друзей, оставшихся в России и тех, кто только устроился где-то и снова вынужден уезжать. Обстоятельства бывают сильнее, но выбор есть всегда, да.