Шесть утра. Я почти засыпаю за рулем под стук дождя и хлюпанье дворников, неподвижные габаритные огни машин передо мной расплываются в каплях на лобовом стекле. Последние минут сорок мы не двигаемся с места. В окошко стучит человек в мокром капюшоне, из капюшона торчит длинная борода, заплетенная в косичку на самом конце.
— Вы потом в Питер? — спрашивает он.
Я пытаюсь сообразить: почему в Питер? Последние шесть часов я стою тут, чтобы проехать в Хельсинки. Нас таких много, около трех ночи я успела насчитать 65 машин, но потом очередь двинулась, и мне пришлось бежать к своей, не досчитав хвост еще метров на пятьдесят. Это погранпункт Торфяновка. То есть теперь уже Ваалимаа. Четыре часа назад мы проехали российскую границу, теперь стоим и ждем, когда пропустят на финской.
— Не пропускают, — объясняет борода, с косички капает дождь. — Только что финны пошли по очереди, спрашивают, у кого туристическая виза. Сказали, что больше не пропустят.
Я открываю дверцу: да, я в Питер. Не дожидаясь, пока финны дойдут до моей визы, разворачиваюсь через сплошную и еду обратно, к российским пограничникам. Там тоже очередь. Из тех, у кого финны уже визу посмотрели.
— Вас не пустили? — удивленно поднимает глаза от моего паспорта пограничница.
— Нет, сама уехала.
В семь утра я снова в Торфяновке. Ровно семь часов назад закрылось «окно в Европу», которое Пётр триста с лишним лет назад рубил, не жалея народу. Теперь президент Путин, не жалея народу, заколачивает.
— Поеду через Норвегию, — упрямо говорит высокий водитель с татуированными руками. Он вышел в футболке под дождь и безжалостно хлопнул дверцей черного Suzuki. — Я только визу получил. Подавал в Испанию, они еще дают. Планировал до декабря в Швеции пересидеть, а там — уже по ситуации. Может, вообще машину в Финке бросить, потом в ЮАР улететь. Там лето сейчас, минимум три месяца можно просидеть.
— Еще полторы тысячи километров поедете? — удивляюсь я.
— Самолетом — билеты дорогие, — отвечает высокий. — Я посчитал, что на бензин меньше потрачу, даже если через Норвегию.