«Ты чо, Бандера?»

После постов в Инстаграм, где я называл войну войной, а не «спецоперацией», я начал получать сообщения от друзей. Я читал их, сидя под узким навесом в Бруклине, прячась от дождя, капли то и дело залетали на рукава и слезами стекали по экрану смартфона, размазывая, искажая тяжелые слова друзей: «Думай своей бестолковой головой, когда высказываешь позицию, а не головами других людей», «Что за херню ты постишь?»

Позже стали приходить малограмотные сообщения от незнакомых людей: «Ты чо, Бандера?», «Маркел ты чо за запад. Аватар поменяй»; «Вы дибил? Я русская мать, ваша мама русская, ваша жена русская… Не все могут забить и уехать из своей страны, воспевая теперь чужие берега. Раз вы так ненавидите русских и переживаете за Украину, может быть вам пойти и повоевать за украинок?»

Поначалу я ввязывался в споры, бессмысленные, но дающие понимание, что это за люди и почему они поддерживают войну. Иногда это эмоционально выматывало, учитывая мое положение в чужой стране — отсутствие жилья, работы, необходимость воспитывать двоих детей, искать им школу, врачей, днями напролет ездить по Бруклину, досыпая в метро. Силясь заработать хотя бы сотню долларов на какой-то фотосъемке квартиры, где я пытался репортерским объективом снять скромные апартаменты так, чтобы они смотрелись богато и привлекательно.

Например, на днях мне написала Елена, редактор литературного журнала, где я опубликовал в 2011 году свой первый рассказ, который спустя десять лет нарыли сотрудники отдела «Э», и он даже фигурировал в деле о признании меня СМИ-иноагентом. Так вот, Елена написала, что тревожится за будущее моих детей: «Дай Бог, чтобы все было хорошо. Но существующие примеры не исключают того, что и Вы в ближайшей перспективе можете не справиться со своими отцовскими обязанностями, и детей отдадут в приемные семьи. И дай Бог, чтобы те не продали их на органы — ведь спрос велик. И новые Маты Хари тоже существуют. Поэтому будьте бдительны».

Не знаю, почему ей пришло в голову, что детей у меня отберут, но тут я вспомнил, как привел своих детей в американскую школу, и пока нас там оформляли, сказали, что дети могут пользоваться туалетом, когда им понадобится. Я передал это старшему сыну, на что он ответил: «Ничего себе, в России, когда я сказал учителю, что хочу в туалет, она ответила: «Мне все равно, ссы в штаны».

***

И все же незнакомые люди так не ранят и не удивляют, как родственники или друзья. Иногда я спрашиваю себя: почему они это делают? Я вспоминаю, как останавливался у родственников два года назад на севере России. В то время была очередная ковидная волна, утром они принимали разжижающие кровь лекарства и конские дозы витамина C по рекомендации знакомого инфекциониста, а вечерами пили на кухне виски, чтобы не заболеть коронавирусом, и говорили по видеосвязи со своим сыном, который пересиживал пандемию в Карелии. Он сказал: «Американцы хотят, чтобы у нас на каждом шагу были геи, чтобы разрушить Россию».

«И зачем это показывать? — отвечает она, — Не у всех психика может выдержать. Мы же не на свидание пришли. А война — это такое. А вы как хотели — чтобы на нас напали? Или чтобы нас как евреев вырезали? Вспомни историю всю. От Киевской Руси. А еще по Библии вспомни. О Содоме и Гоморре. Нечисть и блуд. И у меня там родственники. А в 1994 году меня эти бендеровцы по кругу кидали, называли москалем и нож к горлу подставили».

Она рассказала, что ее сын собирается идти в спецназ, и она волнуется, но оправдывает себя словами: «Меня не спросили. Я родила, воспитала, накормила и отпустила. Миссия закончена».

***

Дольше всего я спорю со своей бывшей девушкой. Мы жили вместе пару лет, когда мне было двадцать. Она разбиралась в тусовках, дорогой косметике и хорошей одежде. Несколько месяцев назад говорила, что на месте моей бывшей жены, которая вернулась в Россию, рванула бы в Америку, не раздумывая. После начала войны стала восхищаться политикой Путина. Потомственная карелка Оля, чья прабабушка, по ее рассказам, была на «Титанике» и спаслась, согласилась дать мне небольшое интервью.

В первые дни она действительно подумала, что это война. Сейчас настаивает, что это не война, а «специальная операция», и ее суть — не убивать мирных граждан.

«У меня несколько знакомых, которые участвуют в этой операции, и ни от одного я не слышала, что они должны убивать», — говорит она.

Оля до сих пор уверена, что российские контрактники выполняют приказы только об уничтожении топливных и военных баз. Она уверена, что «специальная военная операция» была необходима России из-за угрозы НАТО и, в первую очередь, ради жителей «ДНР» и «ЛНР».

«До недавнего времени, я не знала про ситуацию в ДНР — что там 8 лет шла война, а только что в Украине действительно всегда было недопонимание между гражданами. Об этом мне рассказал отец бывшего мужа, он сам с Макеевки, Донецкая область. Даже элементарно, по языку: Западная Украина на другом диалекте разговаривает. Неделю назад познакомилась с девушкой из Донецка, которая потеряла в 2014-2016 годах близких людей, половина ее одноклассников погибли от украинских бомбардировок. Она рассказывала , что ее мать не может уехать, потому что ухаживает за бабушкой. Она плакала, вспоминая своих близких.

Оля считает, что Россия проиграла информационную войну. Ее злит, что мир слишком однобоко рассматривает ситуацию: «Никто из русских не хочет жертв, все русские за скорейшее разрешение данной ситуации. Почему-то не показывают, как издеваются над русскими солдатами, унижают и убивают на камеру! В ютубе блокируют эти видео, а в других странах показывают ложь. Мы привыкли все время нести на себе ярлык «агрессоров». Россию и русских всегда унижают! Санкции против России унижают и ущемляют русский народ. Путин делает так, как надо для русского народа, защищает и бережет!»

***

На днях я поехал в Мидвуд смотреть квартиру. Встретился с брокером. Пока я смотрел покрытые лепниной потолки, она звонила кому-то по телефону:

— Да, Джим, я только что вышла из отпуска, и мне нужны деньги, чтобы пойти в следующий отпуск.

Она показала мне квартиру, мы вышли на площадку, Елена спросила, откуда я. Укор в глазах, когда я ответил — из России.

— Как же вы такое допустили?!

— Я?! Я как раз последние шесть лет делал все, чтобы этого не было.

— Я уехала из России 30 лет назад, потому что тогда уже было понятно, что ничего хорошего там не будет, — сказала она, как говорят многие, кто уехал из России 20-30 лет назад.

Елена сказала, что подберет мне несколько вариантов жилья. Подобрала. Я выбрал апартаменты. Она обещала позвонить, когда придёт ответ из офиса. И исчезла.

«Зима в России черно-белая, черно-черно-черно-черно-белая», — читает в наушниках русский рэпер. Я иду под цветущими вишнями мимо таунхаусов. Навстречу люди. С собаками, у которых, в отличие от меня, есть страховка. С собаками, за которыми хозяева заботливо собирают в пакетик дерьмо. У собак счастливые морды. У хозяев — беззаботные. Длинная очередь в кафе, где продают сэндвичи. На последние деньги беру бейгл с сыром за три бакса.

***

Я спускаюсь по Пятой стрит, сворачиваю на Пятую авеню, поднимаюсь по Шестой стрит, петляю, как змейка в игре на телефоне «Нокиа», по пронумерованным однообразным улицам. Заглядываю в каждое окно в надежде увидеть объявление о сдаче жилья. По синему холодному воздуху плывут самолеты. У крыльца седая пожилая женщина в респираторе ухаживает за своим маленьким садиком. 

У меня заканчиваются деньги. Норвежцы заказали текст о русских. Тоже пытаются понять загадочную русскую душу. Запад ищет причины «болезни» и жонглирует ими: пропаганда, Путин, безжалостный русский бог, водка, пропаганда, Путин…

Я продолжаю спорить со своей подругой в России — скинул ей фото погибшей в Одессе девочки, подруга меня заблокировала. Я тут же извинился — разблокировала. Друзья спрашивают: зачем ты это делаешь, что ты пытаешься им доказать?

На днях мы говорили с хозяйкой дома, в котором я живу. Она рассказывала про 9/11. Я не знал, например, о том, что люди на лодках пересекали Ист Ривер и забирали людей из Манхэттена к себе.

— Я была очень зла на наше правительство. Мы платим налоги, но оно не смогло нас защитить. И ещё я была зла на саудитов. То объяснение, которое нам дало правительство, слишком сложное для американцев. У нас должно быть все просто: вот плохой парень, вот хороший.

— Да, и хэппи-энд, — пошутил я.

— Точно! А они начали: Бен Ладен, саудиты и так далее. Слишком сложно.

Я не помню, чтобы россияне после взрывов в Москве в 1999 году пеняли на правительство. Спустя некоторое время появилась версия, что дома взорвала ФСБ. Чуть ранее президент Путин заявил, что мы будем «мочить их даже в сортире». И все дружным строем пошли мочить.

12 сентября 2001 года я пришел в школу. В начале первого урока учительница сказала, что мы все должны встать для минуты молчания в память о погибших в Нью-Йорке. Мой одноклассник остался сидеть за партой.

— Почему ты не встаёшь? — спросил учитель.

— Я не буду стоять из-за каких-то америкосов, так им и надо, — ответил он.

***

Западный мир, обалдев от войны, которую развязала Россия, и от того, что русские поддерживают эту войну, пытается понять загадочную русскую душу. 

Это картина мира обычного русского человека, зажатого и забитого самим собой вглубь себя, страшного и одновременно несчастного. Это портрет страны-подростка, обиженной на братьев, пытающейся доказать, что она самостоятельна и может спокойно обойтись без их поддержки и, если придётся, набьет им морду.

***

Пятница. Я забираю детей из школы. Старший задирает младшего.

— У меня сегодня плохое настроение, — объясняет он.

— Почему?

— Скоро день мамы, а у меня, считай, что мамы нет. И я сегодня рисовал рисунок маме на уроке, и у меня слёзы потекли, — говорит он.

Говорит — уже хорошо.

По дороге из школы мы заходим в лавку рядом с домом. Я стою в очереди. Дети дерутся. Продавец улыбается и с акцентом кричит им: «Ньет!» (это я его научил). Рядом стоят два короткостриженых костлявых мужика с лицами работяг, один из них — в бейсболке, неброской футболке, джинсах — сутулится, держит в руке бутылку пива.

— Нет! — кричу я детям.

— О, русские дети! — говорит по-русски и улыбается мужик в кепке, обнажая некрупные частые зубы с синеватым отливом. — Пусть воюют! — скалясь продолжает он.

— Хватит уже воевать! — я беру детей за руки и выхожу из магазина.