— Стало ли для вас «иноагентство» неожиданностью, и как вы думаете, почему вас внесли в реестр?
— Да, конечно, это неожиданно. Мне написали очень много людей. Я немного опешил от всего этого. Ощущение такое, как будто ты маленький хоббит, занимаешься какими-то своими делами и тут — раз! «Око Саурона» на тебя направляется. Такое ощущение типа: «Вот, заметили».
С другой стороны, я сейчас не в России, у меня нет какой-то значимой собственности там. Семья у меня тоже недавно переехала. Поэтому, честно говоря, мне пофиг, что там, кто там, кого там, каким образом примет и какие ярлыки навесит. Совершенно однозначно — я эту ебалу ставить не буду. Это я давно на самом деле решил, потому что они там могут себе хоть какие законы принимать. Я не выбирал эту власть и всегда выступал против нее. Я считаю ее преступной, я считаю, что она нелегитимна. Это буквально оккупанты. Поэтому никаких коллаборационных действий с российской так называемой властью не буду совершать. Я не буду ни ебалу ставить, ни подчиняться их законам.
— Вы достаточно давно находитесь за пределами страны. Как и когда вы поняли, что пора уезжать?
— Я уехал после того, как первый раз ко мне пришли. Все началось со звонков, [нужно] прийти на беседу. Я говорил, что приду по повестке, с адвокатом. Там отставали. Потом пришли якобы с обыском. В Екатеринбурге немного другие нравы. В общем, я не пошел ни на какие следственные действия. Я просто уехал, это было в августе прошлого года.
— Планируете ли оспаривать «иноагентство?»
— Я пока не решил по поводу оспаривания, просто не вижу смысла в этом. Считаю, что это не какая-то правовая форма — навешивание ярлыков или принуждение выполнять идиотские законы, которые приняли люди, пришедшие к власти на фальсифицированных выборах. Это будет непоследовательность: если я считаю их нелегитимными, почему я должен с ними судиться, в их, опять же, нелегитимном суде? Я четко понимаю, что вероятность того, что суд по оспариванию «иноагентства» завершится в мою пользу, равна нулю. Поэтому, мне кажется, я не буду тратить никаких ресурсов на это. Но вот коллеги говорят, что в этом есть какой-то определенный смысл — возможно, научный, академический, буквально, интерес. Поэтому я пока в размышлениях. Это вчера было («Новая газета. Европа» разговаривала с Климаревым 7 мая — Ред.) и прошло всего около 12 часов.
— Несколько лет назад в России появилась концепция «суверенного Рунета». Что это сейчас представляет из себя? Большинству людей, наверное, кажется, что все свелось к банальной блокировке неугодных. При этом, условно, про систему внутреннего интернета или защиты от внешних угроз, особенно после начала войны, говорить перестали.
— Я с самого начала говорил, что принятый закон о «суверенном Рунете», 90-ФЗ, полностью пропагандистский. Опять же, это «как бы закон»: он не является на самом деле никаким законом ни юридически, ни технически. Сам 90-ФЗ имел рамочный характер, а потом уже все нормативно-правовые акты подбивали по принципу: «А что получится?» По сути дела, это декларация о том, что эти люди, которые называют себя властью в России, хотят обособить Сеть.
Сама концепция суверенного интернета абсурдна. Нет никакого суверенного интернета и быть не может. Это все глупости. Если какая-то страна обособится от всего остального мира, это уже будет не интернет, это будет называться «интранет». На сегодняшний день такая система существует только в одной стране. Это Северная Корея и Сеть там называется «Кванмён». У меня была возможность посмотреть, как это выглядит. Я боюсь, что большинству пользователей это не понравится. Во-первых, там зарегистрировано всего около 1000 доменных имен в зоне Северной Кореи. Из них работает примерно сотня, и они все выглядят как сайты 15-20-летней давности.