Православные пасхальные песнопения наполнены призывами к примирению с врагами — ради Воскресения, ради того, чтобы враждующие на земле приобщились к общей радости победы над смертью и вечной жизни в царстве Христа. «И ненавидящим нас простим вся Воскресением» — рефрен православного такого богослужения. И главная заповедь Евангелия — заповедь любви — относится отнюдь не к друзьям и ближним (с ними и так все понятно, «ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда?» (Матф., 5:46)). Революционность Евангелия, которую признает Сам Иисус, противопоставляя ее «традиционной морали» Ветхого Завета, состоит в разрушении линейной логики причинно-следственных отношений. «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Матф., 5:44).
В нынешнем вооруженном конфликте участвуют люди, многие из которых хотя бы на бытовом уровне соотносят себя с христианской традицией, так или иначе отмечают Пасху.
Очевидно, это имел в виду генсек ООН Антониу Гутерриш, который призвал объявить пасхальное перемирие между РФ и Украиной в самые священные для православных дни — с Великого Четверга, 21 апреля, и до самого дня Пасхи, 24 апреля. Этот призыв прозвучал на фоне распространяемых обеими сторонами опасений и слухов, что именно на Пасху — по той сатанинской логике, которая сопровождает всю «спецоперацию», — придутся самые тяжелые бои за Донбасс. Папа Франциск подхватил инициативу генсека ООН, придав ей собственно богословское звучание. «Мы готовимся праздновать победу Господа Иисуса Христа над грехом и смертью, — над грехом и смертью, а не над кем-то и против кого-то, — сказал Папа Римский. — Сегодня же продолжается война, ибо люди хотят победить именно так, по-мирски; но таким образом можно лишь проиграть. Почему бы не позволить победить Богу? Христос нёс Крест, чтобы освободить нас от власти зла; Он умер, дабы воцарились жизнь, любовь и мир».
Понтифик призвал использовать перемирие для создания надежных гуманитарных коридоров и эвакуации оставшегося гражданского населения из районов, в которых ожидаются самые жесткие бои. Он явно рассчитывал на поддержку этой инициативы патриархом Кириллом (Гундяевым), с которым не так давно общался по видеосвязи. Впрочем, судя по тому, что уже 21 апреля Франциск заявил об отмене встречи с Кириллом, намечавшейся на июнь в Иерусалиме, позитивного отклика из Московской патриархии не последовало.
Идею пасхального перемирия, между тем, поддержали Евросоюз и украинское руководство. Несмотря на отказ от перемирия российской стороны, Владимир Зеленский заявил: «Сохраняем надежду. Надежду на мир, надежду на то, что жизнь победит смерть».
Российская позиция мотивирована тем, что Украина якобы использует перемирие для наращивания поставок вооружения с Запада и перегруппировки своих сил. Хотя официальная позиция Московской патриархии по этому вопросу не заявлялась, аффилированные с ней общественные организации — например, движение «Сорок сороков», Союз православных граждан и Ассоциация православных экспертов — утверждали, что Страстная неделя и Пасха — это время «усиления духовной брани», и ссылались на прецедент 1945 года, когда последние дни войны в Европе пришлись аккурат на пасхальный период. Таким образом, в РПЦ склонны рассматривать своих украинских братьев и сестер, с которыми последователи Московской патриархии пока еще причащаются из одной Чаши, как бесов, подлежащих истреблению в процессе той самой «духовной брани».
Совсем другим был взгляд на врага у русских солдат и офицеров в период Первой мировой войны. Хотя немцы, с которыми тогда сражалась, неся тяжелые потери, русская армия, были отнюдь не православными. В 1916 году, когда Пасха отмечалась в один и тот же день по православному и католическому календарям, на многих участках фронта установилось пасхальное перемирие. Как вспоминал генерал Василий Чеславский, командовавший Ингерманландским полком, инициатива исходила от немцев, которые передали депешу через парламентеров: «Мы христиане, так же, как и вы. В такие святые для христиан дни не будем убивать один другого…». Официально российское командование не стало рассматривать эту инициативу, но «по факту» бои прекратились. «Казаки рассказывали, — пишет генерал, — что в первый день Пасхи из окопов противника вышла группа австрийцев, которые вместо оружия в руках несли бутылки. Заметив это, казаки взяли пасху, колбасы, сала и пошли на встречу неприятеля, где и произошло совместное разговение». Только на третий день Пасхи бои возобновились.
В отличие от неформального пасхального перемирия 1916 года, знаменитое Рождественское перемирие 1914 года было вполне официальным. Правда, оно имело место в основном на Западном фронте и коснулось немцев и англичан. По воспоминаниям ветеранов, некоторые солдаты враждующих армий тогда даже обменивались подарками. Этому событию посвящена знаменитая песня Пола Маккартни «Pipes of Peace».
Вообще традиция рождественских и пасхальных перемирий восходит к раннесредневековой рыцарской этике.
Восприятие войны как аристократического подвига подразумевало разработку утонченных правил ее ведения и некоторых ограничений, мотивированных христианским мировоззрением рыцарей. На Тулузском соборе 1027 года была формализована концепция «Божьего перемирия»(Treuga Dei), которое касалось не только собственно праздника Пасхи, но и “малых” воспоминаний о нем — то есть каждого воскресного дня. По определению собора, междоусобицы должны были прекращаться в субботу вечером и возобновляться только в понедельник утром.
Епископам отдельных французских епархий постепенно удалось «растянуть» период действия такого религиозного перемирия также на пятницу и субботу. Папа Урбан II (конец XI в.), благословивший первые крестовые походы, издал буллу о запрете военных действий в периоды двух больших постов, Рождества, Пасхи, Вознесения, Пятидесятницы, праздников в честь Девы Марии и некоторых особо значимых святых. Таким образом, под угрозой отлучения от церкви рыцари могли брать оружие только примерно 150 дней в году. Латеранский собор 1139 года запретил использовать некоторые новые виды оружия в войнах между христианами. Впрочем, все эти запреты и ограничения на практике почти не исполнялись, и уже св. Фома Аквинский (1225 — 1274) признавал допустимость “справедливой войны” даже в дни великих праздников, включая Пасху.
Латинская концепция «справедливой войны», между прочим, оказала влияние на «Социальную доктрину» РПЦ, написанную в 2000 г. под редакцией тогда еще митрополита Кирилла. Представители украинской части Московского патриархата указывали патриарху на нарушение положений этого документа применительно к «специальной военной операции». Так, п. III.8 «Социальной доктрины» гласит: «Церковные структуры не могут оказывать помощь государству, сотрудничать с ним» в случае «ведения гражданской войны или агрессивной внешней войны» (напомним, конечно, что российские власти не признают, что на территории Украины происходит война). «Война есть зло, — говорится также в документе. — Причина его, как и зла в человеке вообще, — греховное злоупотребление богоданной свободой… Признавая войну злом, Церковь все же не воспрещает своим чадам участвовать в боевых действиях, если речь идет о защите ближних и восстановлении попранной справедливости. Тогда война считается хотя и нежелательным, но вынужденным средством». Если читать этот базовый документ РПЦ непредвзято, то надо признать: он разводит по противоположным нравственным полюсам воинов российских и украинских. Но священноначалие в Москве и Киеве ставит противоположные знаки у каждого из этих полюсов.
Невозможность пасхального перемирия для российской стороны — важный индикатор «уровня религиозности» армии и вообще российского общества. В этой «спецоперации» религия если и играет какую-то роль, то сугубо вспомогательную. Неслучайно в российских подразделениях на территории Украины сегодня нет полковых священников, институт которых активно «возрождался» последние 20 лет. (В украинских подразделениях такие священники есть, но они не из Московского патриархата.) Лишнее напоминание о религиозно-культурной идентичности воюющих сторон, об общей «киевской купели» способно лишь усилить ощущение абсурдности и апокалиптичности происходящего.